Особенно его распаляют черные чулки с узорами, самые дорогие. Но Рыжий — бедный, вкусы у него не по средствам.
— Ближе к телу! — сострил Рыжий. — Значит, иду я не спеша по бульвару Севастополь, в кармане у меня новый канадский паспорт, только что получил в посольстве взамен просроченного, иду…
— Иди быстрее!
— Несется на меня здоровый лоб. И, проходя, как саданет меня локтем в бок! Ни с того ни с сего. Я ему крикнул: «Ты! Ты что, чокнутый, да?»
— Как он выглядел?
— Верзила. Рожа темная, в спортивном костюме. Я его вспомнил. Он-таки чокнутый. Я его несколько раз до этого видел. Бежит по улицам, всех сшибая. И как таким позволяют по улицам разгуливать? В Союзе его бы ни за что на улицы не выпустили. Он же и пришить может. И ему потом ничего не будет…
— В зеленом спортивном костюме? Со свертком под рукой?
— Свертком? Нет, руки были пустые. А костюм, да, зеленый. В таких бегают, джогинг делают. — Рыжий встал и, стуча канадскими, цвета кофе с молоком, башмаками, побежал на месте, пыхтя. — Джогинг. Вперед к смерти! Ты слышал, что этот доктор, который написал несколько бестселлеров о пользе джогинг, умер, когда делал джогинг в Централ-парке? А ты что, знаешь этого шизика в спортивном костюме?
Писатель рассказал о столкновении на углу улиц еврейского квартала и поведал Рыжему о своих параноических подозрениях, о том, что он винил или CIA, или Наташку в том, что они науськали на него оливковолицего. Рыжий посмеялся над приятелем, и они еще раз сравнили детали. Сомнений быть не могло. Один и тот же тип обидел их, но только здравый смысл бывшего буфетчика с траулера сразу же поместил оливковолицего в присущую ему категорию агрессивных сумасшедших (племя их населяет все большие города мира), а писатель придумал поведению обидчика сложные, обусловленные манией величия и паранойей, мотивы.
— Чтобы CIA за тобой гонялось, стариканчик, нужно заслужить, — сказал Рыжий, разглядывая себя в зеркало и вычесывая из головы отсеченные спиральки медных волос. — Ты уже многое сделал для этого, стариканчик, я уважаю твой литературный труд, хотя ни одной твоей книги не читал… но все же сам понимаешь, CIA — это тебе не отделение милиции в Харькове. Нужно много работать, чтобы заслужить их внимание. Однажды со мной произошел такой случай… Можно, я поставлю еще чаю?..
Прислушиваясь к очередной истории Рыжего, писатель пил вино и отдыхал. Он любил, чтобы все каким-либо образом объяснялось. Необъясненные истории волновали его, даже если проходило множество лет. Одна из историй, спасибо Рыжему, объяснилась. И как просто. Полезный человек Рыжий.
Жизнь, заметил писатель, базируясь на собственном опыте, течет по времени, как нечистая кровь, полная сгустков, судорожно. Загадки, появившиеся на свет несколько лет тому назад, скопившись, вдруг прорвали плотину времени, и одна за другой стали объясняться. Серия ударов судьбы, как бы серия приговоров суда, откладываемых до сей поры, вдруг проследовала как хорошо проведенная атака в таиландском боксе. Писатель присутствовал на чемпионате мира по таиландскому боксу в Зимнем цирке. Друг Тьерри пригласил на чемпионат писателя, у которого в тот день был день рождения. Сделал писателю подарок.
И это Тьерри сообщил Лимонову об очередном точном и сильном ударе судьбы — великолепного таи-боксера.
— Эдвард! — сказал он в телефон. — Случилось ужасное!
— С кем? — осведомился Эдвард.
Наташка сидела в спальне на кровати, курила и, напялив наушники, слушала кассету рок-группы, с которой она собиралась работать. Главным в группе был юноша по кличке Пинки. Следовательно, ужасное случилось не с Наташкой. И не с Тьерри, если он слышит его голос. Близких людей у писателя было немного.
— Фернан опять пытался покончить с собой…
— В который раз?
— На сей раз серьезно, Эдвард…
— Умер?
— Жив, но в госпитале. Выстрелил себе в голову два раза. Останется слепым на всю жизнь! — Было слышно, как Тьерри возбужденно дышал в трубку. Тьерри на пятнадцать лет младше писателя, посему у него еще очень отзывчивая душа.
— Факинг асхол! — выругался писатель. — Что за ебаная жопа! Лучше бы убил кого-нибудь!
— Они были с Адель в Бордо, в отеле. Она уснула, а он в соседней комнате колол себе героин. Он говорит, что ему внезапно стало скучно, потому он взял револьвер… У него было вначале три револьвера. Они ведь прожили восемь месяцев на Кот д'Азюр, где купили бутик. Отец Фернана дал им денег на покупку магазина. После того как бутик ограбили два раза подряд, Фернан получил в полиции разрешение на оружие. Два револьвера он продал еще на Кот д'Азюр, когда они обанкротились и решили вернуться в Париж, а третий оставил себе. Адель была против…
Тьерри продолжал повествование, но писатель уже плохо его слышал. Оказалось, что иммунитет был дан агенту дьявола Фернану временно. Оказалось, что нельзя долго находиться близко к месье Лициферу и в конце концов не обгореть в гудящем, как газовая горелка в руках рабочего, режущего трубу, пламени. Писатель сочувствовал элегантному Фернану, оставшемуся слепым, однако одновременно душу его заполнило тихое ликование по поводу того, что еще одна сюжетная линия судьбы развилась и логически завершилась. Более того, на мгновение обнажилась часть обычно прикрытого футляром механизма судеб, и можно было обозреть красно-синие скользкие жилы и вены различной толщины, временно проросшие между судьбами Фернана и писателя Эдварда, теперь рассеченные. Из сумерек памяти к нему вдруг выплыло лицо Фернана в момент, когда тот протягивал писателю стакан с растворяющимся белым порошком. Из-за головы Фернана, показалось писателю, выглянула, подмигнув Лимонову, физиономия старого французского дьявола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92