Я придумал эту банддессине серию однажды ночью, когда она не могла заснуть и просила сказку. С тех пор Большой Тигр и Маленький Лимонов совершили немало подвигов. Я нарисовал и пару картинок, изображающих Большого красноволосого Тигра и Маленького Лимонова в сером плаще.
На эспланаде Инвалидов она взяла меня под руку. Это не значит, что установился прочный мир и хорошая погода. Уже через несколько минут она может зарычать или обидеться. Мы дружно прошагали мимо играющих в шары. Ко всему, кроме игры, безучастные, они все же разогнулись, чтобы рассмотреть тигра в черной шляпе, алое знамя волос плясало по плечам. Под лучами всеобщего внимания она оживилась, возбудилась, даже захохотала. Повиснув на мне, она несколько раз дернула меня, как тряпичную куклу.
— Эй, легче, не возбуждайся! Доктор в школе ведь советовал твоей маме поить тебя бромом?
— Что, пошутить нельзя, да? Побаловаться?
— Шутки у тебя тигриные. Взять и откусить дрессировщику руку. Сломать ребро…
— А что ты такой дохленький, Лимонов…
— В нос хочешь? — ласково спросил я. — Кстати, я нашел черновик песни, оригинал которой ты оставила в студии черной группы, когда напилась и поскандалила. «Фючур таймз».
— Вот молодец! И дневничок я тогда оставила. Как жалко дневничок!
— Дура потому что. Нужно было вернуться за дневником… Вот слушай, я пропою тебе куплет:
«Анархитс энд фашистс гат зэ сити
Ордэр нью!
Анархистс энд фашисте янг энд притти
Марчинг авеню…»
Дальше слышен тяжелый барабанный грохот шагающих колонн фашистов и анархистов: «Там-та-та-там! Там-та-та-там!» и припев:
«Фючур таймз ар найз
Дэф из ан зэ райз…»
— Ты, Лимонов, поешь ее на мотив какой-то советской песни. Ха-ха!
— Это уже ваше дело, мадам, придумать мотив, а не мое. Достаточно того, что я сочинил текст. И хороший текст. Не какую-нибудь жвачку для тех, у кого только что появился волосяной покров у гениталий. Не «Ай лав ю, бэби…»
— Я не мадам, а мадемуазель.
Она откашлялась и загудела: «Анархистс энд фашисте… Анархисте энд фашистс гат зэ сити…»
— А ты, тигр, поешь на мотив «Лили Марлен…»
— Уж лучше на Лили Марлен, чем на комсомольскую песню.
В редком единодушии, держась за руки, соединенные внезапно найденным общим ритмом, мы вступили на территорию музея Великой Армии и прошли между военными и полицейскими.
«Фючур таймз ар найз
Дэф из ан зэ райз…»
Она расстроилась, что тело Наполеона невозможно увидеть. Кто-то соврал ей, что Наполеон лежит в хрустальном гробу.
— Это Рейган будет лежать в хрустальном гробу. Как спящая красавица, — съязвил я.
— Ты же сказал, что Рейган — это Кащей Бессмертный русских сказок. Кащей на то и Бессмертный, что не умирает никогда.
— Ошибаешься. Кащеева смерть спрятана в сундуке, где-то на краю мира. Может быть, имеются в виду калифорнийские горы. Сундук спрятан меж ветвей дерева. Дерево, как ты себе можешь представить, засекречено и ужасно охраняется. А если храбрец все же доберется до сундука и откроет его, то оттуда выскочит заяц. Если успеть пристрелить зайца, из него вылетит утка. Если снайпер сшибет и утку, из нее вывалится яйцо и упадет в Пасифик ошэн, и его проглотит рыба, эцетера. История длинная. Кащеева же смерть не то в иголке, не то в игольном ушке, я запамятовал, где именно. Кажется, нужно сломать иголку. Но Кащей смертен. И храбрый Иван в конце концов одолевает Кащея.
Я сфотографировал ее рядом с собакой Наполеона и рядом с его лошадью — Визирем. Я терпеливо отфотографировал тигра рядом с представителями всех родов войск наполеоновской эпохи. Наташка оказалась выше всех драгунов и кирасир, и уж много круче в плечах. Через несколько часов по визжащим паркетам музея мы, бездыханные, сошли вниз. В су-соль заманчиво взрывалось что-то, и взрывы из темноты комментировал приятный голос. Мы заглянули. Показывали фильм о второй мировой. Бесплатно.
— Посидим немного? — устало предложил тигр.
Мы просидели до самого окончания фильма. Мы увлеклись фильмом. А когда показали, как по ледяному Ленинграду везут на санках увязанные в одеяла жалкие маленькие трупики блокады, Наташка разрыдалась. И у меня — супермена защипало в глазах, когда по белому снежному полю побежали в атаку люди в длиннополых шинелях и западали, скошенные пулеметным и орудийным огнем. Я, сощурив глаза, попытался найти среди них дядю Юру или дедушку Федора, но близко их не показали. Восточному фронту вообще в фильме было уделено мало места. С большим удовольствием демонстрировались подвиги союзников в Северной Африке, среди экзотики и песков. Разумеется, своя рубашка всегда ближе к телу.
Выбравшись на поверхность, мы обошли периметр двора. Пушки всех времен и народов были выставлены на обозрение в большой галерее. В самом дворе под открытым небом также помещалось несколько уродливых коротких и толстодулых богов войны. К ним мы подошли к последним. Пушки оказались французскими, девятипудовыми, отлитыми в 1810 году. С 1815 по 1945 пушки находились в плену в Берлине.
Похлопав пушки по зеленым загривкам, заглянув в дула, мы собирались было покинуть территорию музея, уже посвистывали служители и полицейские, выставляя посетителей, как вдруг Наташка позвала меня:
— Эй, Лимонов, тут по-русски на стволе!
Я подошел поглядеть. Штыком или зубилом, глубоко, на стволе было выбито: «Берлин посетили 7 мая 1845 г. — Турковский, Кольцов, Шония И., Кондратенко.»
— Посетили! — захохотал я. — Поспорить готов, Наташа, что это им политрук перед взятием Берлина лекцию прочел. О гуманизме. Зная слабость солдата к сохранению своего имени, раз уж тело может исчезнуть в завтрашней атаке, политуправление армии наверняка обязало политруков провести работу с солдатами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92