Втроем. Один за другим, эдакой диаграммой возрастающего плодородия. Впереди маленький быстрый Порфирий Крылов, за ним курчавый, голубоглазый, среднего роста Николай Соколов и, наконец, высокий, невозмутимый, по-верблюжьи прямо держащий свою голову Михаил Куприянов. Все они несли одинаковые холщовые папки, которые, однако, казались у Крылова огромной, а у Куприянова маленькой.
В последнюю минуту, когда суд уже занял свои места и обвиняемые в строго установленном порядке расселись на скамьях, когда Геринг окутал себе ноги солдатским одеялом, а Гесс почему-то, к нашему общему удивлению, не раскрыл свой полицейский роман, – принесся Семен Кирсанов, который, несмотря на живость характера и быстроту движений, все-таки ухитрялся всегда и всюду опаздывать. Прибежал, опустился в первое свободное кресло, раскрыл блокнот и…
За судейским столом встал лорд Лоренс и своим классически ровным, бесстрастным голосом объявил, что заседание будет закрытым и он просит гостей и публику немедленно покинуть зал. Начинаем покидать. Вишневский торопливо и озабоченно собирает свои бумаги. Кукрыниксы, которых друзья для краткости именуют Кукры, складывают свои рисунки, завязывают тесемки на папках и той же диаграммой убывающего плодородия выплывают из зала… Куда пойти? В пресс-рум, слушать под треск пишущих машин бородатые анекдоты? Неохота. В бар, в столовую? Ни пить, ни есть не хочется. Пойду-ка я в юридическую библиотеку, нашу библиотеку, о существовании которой я узнал от Главного Обвинителя. Оказывается, мы эту библиотеку привезли. В ней все открытые и закрытые материалы – о третьем рейхе с самого начала его возникновения, – книги, бюллетени, тематические сгруппированные выписки. Начинаю пополнять свое образование, и вдруг раздаются три каких-то нетерпеливых рыкающих звука, доносящихся откуда-то из-под потолка. Что такое? Звуки повторяются в том же порядке. Слышу в коридоре топот ног. Еще не понимая, что случилось, присоединяюсь к бегущим, а под потолком трижды зуммерит снова и снова. Обгоняющий меня рослый американец роняет слово «сенсейшен». Сенсация – это понятно без перевода.

Уже в дверях, где толкаются рвущиеся в зал корреспонденты, украинский писатель Ярослав Галан поясняет мне, что есть здесь такое правило – если в ходе процесса намечается что-то интересное, во всех комнатах Дворца правосудия раздается один сигнал, если предстоит нечто заслуживающее особого внимания, звучит двойной, а если сенсация – тройной. Тройных с начала процесса не передавали, и потому журналистская толпа в дверях кипит особенно круто – вот-вот опрокинет часовых, проверяющих пропуска
Наконец мы на своих местах. Все судьи уже за столом. Подсудимые и адвокаты переговариваются как-то особенно возбужденно. Но тем же спокойным голосом, который, как мне кажется, не изменился бы, случись даже землетрясение, лорд Лоренс объявляет, что подсудимый Рудольф Гесс сделает особо важное заявление.

Гесс – третий наци Германии – потенциальный престолонаследник фюрера – с начала судебного следствия объявил, что страдает полной потерей памяти. Симулировать манию величия не для кого: не та аудитория. Объявить себя просто сумасшедшим – вульгарно. Как-никак не погас еще расчет, хоть зайцем, да проскользнуть в историю. И вот он выбрал себе болезнь с благородным названием «амнезия». Должно быть, в предвидении будущего он, даже будучи интернированным в Англии, как раз, когда пришли вести о разгроме германских войск под Сталинградом, как бы прорепетировал приступ этой болезни. Второй раз она якобы, овладела им, когда он увидел на фотографии советский флаг над куполом рейхстага. Но то были репетиции. Память ему все-таки оказывалась необходимой для разных комбинаций, с помощью которых он мечтал уйти от суда. Когда же ему это не удалось и началось предварительное следствие, он «потерял память» в третий раз и, как предполагалось, уже окончательно. Поэтому и сидел на суде, не надевая наушников, читал полицейский роман, показывая, что все это его не касается.
Но его подвергли экспертизе виднейшие психиатры мира, среди которых не последнюю роль сыграл и известный советский ученый Краснушкин, Эксперты сходились на том, что он симулянт, ловкий, очень волевой, целеустремленный симулянт. Но доказать это было трудно. И вот…
Гесс встает, покусывая губы и, пригладив рукой жиденькие волосы, выжидает, пока перед ним устанавливают микрофон. Потом хладнокровно хрипловатым утробным голосом произносит:
– С этого момента моя память находится в полном распоряжении суда. Основание для того, чтобы симулировать потерю памяти, у меня были чисто тактического характера. – И садится, чуть кривя свой тонкий маленький рот.
Наши западные коллеги срываются с мест и, толкая друг друга, вперегонки несутся к телефонам и телетайпам передать эту сенсацию номер один. Нам некуда торопиться. Для нас это лишь штрих, рисующий моральный облик подсудимых.
– Какая мерзость, какие все-таки мелкие душонки!
– А вы что ожидали от фашистов? От этих гадов!… Этих выродков!… Этих извергов рода человеческого, – цедит сквозь зубы Вишневский.
Кукрыниксы в своих блокнотах каждый по-своему стремится запечатлеть Гесса в этот момент его вынужденного признания.
Потом в наших русских комнатах обсуждаем только что происшедшее событие. Ведь это саморазоблачение стерло последние мазки грима респектабельности со всей этой банды. Гесс в истории нацизма фигура не маленькая и весьма зловещая. Однополчанин Гитлера, называвшегося тогда Адольфом Шикльгрубером, потом летчик, бомбардир, летавший вместе с Герингом бомбить мирные города, он одним из первых вступает в созданную Гитлером национал-социалистическую партию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105