Она отдала ремень мне, и я поволок его за шею. Уэзли попытался ползти, но это было нелегко из-за вывихнутой ноги. Он сильно кричал и давился от кашля.
С большим трудом мне наконец удалось поднять его на ноги и привязать к двери клетки Кимберли. Стоять он мог только на одной ноге, потому что другая не функционировала. Чтобы удержать его в вертикальном положении, я перекинул две веревки через верхнюю поперечную планку двери и привязал его под мышки. Затем развел его руки в стороны и прикрутил их веревками к вертикальным прутьям. Скинув с его шеи ремень, я снял с ремня пустые ножны и с его помощью притянул здоровую ногу Уэзли к прутьям.
К этому времени факел в руках Билли догорел.
Мне нужен был свет для работы.
Поэтому я отступил на несколько шагов от Уэзли и прилег на землю. Билли пару раз окликнула меня. Но я не отозвался. Не хотелось к ней идти. Она повиснет у меня на шее, мы будем плакать. Это будет так успокаивающе приятно. Вероятно, закончится тем, что у меня возникнет эрекция.
Ничего этого я не хотел.
Не нужно мне было никакой нежности, секса или любви.
Это помешает мне сделать то, что я должен был сделать.
Поэтому я лежал на спине, почти в таком же положении, что и Кимберли. Лежал и представлял, как это могло выглядеть с высоты: Кимберли и я, как расправленные крылья. Крылья аэроплана. Крылья ангела. Крылья орла.
И Уэзли между нами, как тело между нашими крыльями. И во что это нас превращает? Во что это превращает его?
Я начинаю молоть вздор.
Нет, хватит.
Так я и пролежал на спине, не смыкая глаз, до самого рассвета. Затем поднялся и пошел к Уэзли.
Билли, Конни, Алиса и Эрин уже были на ногах и внимательно следили за мной. Словно встали ни свет ни заря, чтобы не проспать и не пропустить такое зрелище.
Уэзли тоже наблюдал за моим приближением.
Я еще и не начинал, а на него уже жалко было смотреть. Помимо вывихнутой, распухшей ноги, у него было три раны от копья – старые: на груди и ягодице, плюс та, на плече, которую я нанес ему ночью. Еще он сильно пострадал от падения с лестницы.
Судя по выражению его лица, Уэзли, видимо, понял, что худшее для него еще впереди.
Затем он увидел, как я достаю из носка бритву.
Когда я выкинул лезвие, Уэзли разрыдался.
– Эй, послушай, – сквозь всхлипы произнес он. – Не надо. Не делай мне больно.
– Говори, где ключи, Уэзли, – крикнула ему из своего угла Билли.
Не сводя испуганных глаз с бритвы, Уэзли облизал растрескавшиеся губы.
– Я скажу. Ладно? Спрячь это. Спрячь и я скажу.
Подвинувшись к нему вплотную, я опустил левую руку и схватил его за яйца. У него глаза на лоб полезли.
– Ну и где же твой каменный член, половой гигант?
– Пожалуйста, – захныкал Уэзли.
– Отрежь ему хрен! – взвизгнула Конни. – Пусть он сожрет его!
– Тебе повезло, что она заперта, – заметил я.
Уэзли энергично закивал головой. С его лица капали пот и слезы.
– Не... делай этого, – взмолился он. – Пожалуйста. Умоляю тебя. Я скажу, где ключи. Пожалуйста.
– Ладно. – И я отпустил его мужское достоинство.
– Спасибо, – зашмыгал носом он. – Спасибо.
– Пожалуйста, – ответил я и отрезал кусок внутренней части его левой руки от запястья к локтю. И сунул ему в открытый от крика рот.
– Скушай это, – сказал я. – Тебе надо подкрепиться. Этого хватит на какое-то время.
Но он не стал есть. Задыхаясь и захлебываясь, он все же сумел выплюнуть его.
– Ключи! – заверещал он.
Справа поодаль рвало Конни. Согнувшись в три погибели, она вжала лицо между прутьев, чтобы как можно больше блевотины выплеснулось за клетку.
Я посмотрел на Билли. Она стояла с поднятыми руками, вцепившись в прутья. И я увидел метки на ее теле, оставленные Уэзли или Тельмой, или обоими, и свирепый огонь в ее глазах.
– Это не только за Кимберли, – сказал я ей.
– Я знаю, милый. Я повернулся лицом к Уэзли.
– Так ты скажешь, где ключи? – спросил я.
– В спальне, – выпалил он. – Наверху.
– Где в спальне?
– Под матрацем.
– Лжешь. – И я полоснул его по левому глазу.
Лезвие прорезало прикрытое веко, рассекло глазное яблоко и чиркнуло по переносице.
Крики его не затихали очень долго.
Отступив назад, я ждал. Для большей части моей аудитории это было уже слишком. Без лишних жалоб они просто повернулись и разошлись по дальним углам своих клеток. Только Билли осталась смотреть.
Когда наши глаза встретились, она кивнула головой.
– Я же сказал тебе, где ключи! – завопил Уэзли, когда к нему, наконец, вернулся дар речи.
– Этого недостаточно.
– Чего ты хочешь? Я все сделаю!
– Извинись перед Билли.
– Извини! – закричал он. – Извини, Билли! Прости меня!
Я отрезал ему ухо. Когда Уэзли снова мог говорить, он прохныкал:
– Я же сделал, что ты хотел!
– Этого недостаточно.
– Что?
– Ты не извинился перед Конни.
– Но... но...
Я вставил бритву в рваную рану на его левой груди, нанесенную давным-давно копьем Кимберли и разошедшуюся прошлой ночью, и медленно провел по ней, глубоко погружая лезвие.
Когда Уэзли снова смог говорить, он закричал:
– Прости, Конни! Прости, Алиса! Прости, Эрин! Годится, да?
– Ты забыл кое-кого, – заметил я, отрезая ему правый сосок.
После этого пришлось подождать. Затем послышалось:
– Кого? Кого?
– Постарайся вспомнить.
И я вновь заставил его кричать. Опять пришлось ждать. Затем он закричал:
– Прости, Эндрю! Прости, Кит! Прости, Дороти! Прости, Джеймс!
– Закончил?
– Нет? – удивился он.
– Тогда кого? – спросил я.
– Не знаю! Тебя? Прости, Руперт!
Я снова сделал ему больно. Пришлось подождать. Затем донеслось:
– Кого? Скажи, пожалуйста! Кого?
– Извинись перед своей женой. Разве ты не считаешь, что Тельма заслуживает твоих извинений?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123