Память о том, как сорвался в детстве с забора. Или упал с велосипеда. Или подрался, в конце концов. Мало ли на свете способов украсить скулу рубцом? Юноша выглядел заурядно. Однако двое полицейских, подпирающих стену на платформе, имели своё мнение на этот счет. Цепкие взгляды блюстителей порядка мгновенно вычленили парня из толпы, и патрульные, не сговариваясь и даже не переглянувшись, подошли к юноше.
- Можно вас на секунду?
- Что-то не так? - Парень не вздрогнул, не испугался. Просто спросил.
- Проверка документов. Сержант Федосеев, управление полиции на транспорте.
Второй патрульный не представился. Замер сбоку от остановленного юноши, в полутора шагах, и положил руку на рукоять пистолета. Рядовая формальность.
- Витольд Ундер? - произнес Федосеев, листая паспорт парня.
- Совершенно верно.
- На дачу?
- На электричку, - уточнил Витольд.
- Что у вас в свёртке? - спросил сержант, возвращая парню документ.
Ундер широко улыбнулся:
- Оружие.
- Какое?
Тон Федосеева не изменился, остался спокойным, но его правая рука мягко легла на рукоять пистолета. Теперь полицейские стояли примерно в одинаковых позах. Патрульные служили не первый год и прекрасно знали, что иногда дружелюбный ответ становится прелюдией к перестрелке.
Но не в этот раз.
- Что за оружие?
- Сейчас покажу.
Витольд тоже оказался опытным, во всяком случае, в общении с полицией. Не делая резких движений, он поставил сверток одним концом на пол и поинтересовался:
- Можно достать другие документы?
- Медленно, - разрешил Федосеев.
- Я знаю правила.
Ундер двумя пальцами оттянул полу куртки, показав патрульным, что под ней не прячется кобура, а затем вытащил из внутреннего кармана маленькую книжечку в кожаной обложке.
- Это удостоверение члена военно-исторического клуба «Московские Рыцари». В него вложена лицензия полицейского управления. Я имею право хранить и перевозить холодное оружие. Если хотите, могу показать паспорта на те клинки, что у меня с собой.
- Нет необходимости.
Федосеев пролистал книжечку, протянул её Ундеру и совсем другим, по-настоящему дружелюбным, тоном спросил:
- Так что в свёртке-то?
Руку с пистолета он убрал. Его напарник - тоже.
- Сабли, - ответил Витольд.
- Настоящие?
- Конечно.
- Посмотреть можно?
Ундер пожал плечами, присел на корточки, развязал стягивающие сверток ремешки и развернул брезент.
- Вот.
- Они в ножнах, - разочарованно протянул полицейский и, проведя пальцем по украшенной причудливой гравировкой гарде, поинтересовался: - Старинные, что ли?
- Старинные, - подтвердил Витольд.
- Дорогие?
- Не дешёвые.
- И ты ими… э-э… - Полицейский никак не мог подобрать нужного слова.
- Фехтую, - подсказал Ундер. - Они дорогие, но я ими фехтую.
- Сломать не боишься?
- Они созданы для боя, - тихо ответил Витольд, завязывая сверток. - Без него клинки умирают.
Федосеев не нашёлся, что сказать. Зато его напарник, который не проявил особого интереса к старым саблям, кивнул на шрам:
- В клубе заработал?
- Да.
- И продолжаешь фехтовать?
- Мне нравится.
- Когда лицо режут?
Ундер поднялся на ноги, поправил рюкзак и посмотрел на полицейского… не угрожающе, не агрессивно, но так, что тому снова захотелось положить руку на пистолет.
- Я мастер спорта по фехтованию и кандидат в сборную России, - негромко сообщил Витольд.
- ОК, парень, - примирительно произнес Федосеев. - Мы не хотели тебя обидеть. Можешь идти.
Для большинства из нас московское метро - просто транспорт, довольно быстрый и достаточно удобный. Кто-то пользуется им постоянно, кто-то от случая к случаю, а некоторые при упоминании о подземке презрительно кривят губы. Но вряд ли в огромном мегаполисе можно отыскать хотя бы одного человека, который бы никогда не спускался по эскалатору и не мчался в трясущемся вагоне по мрачным тоннелям большого города, не пересекал московские пещеры из конца в конец. Большинство из нас не задумывается, что метро - часть нашей жизни. И уж совсем немногие понимают, что для некоторых подземка и есть жизнь, а точнее - центр их личной вселенной.
Их солнце - электрические лампы и фонари поездов, их небо - бетонные своды, а горизонт - выложенные плиткой стены. Их тишина - шум, а покой - несколько часов без пассажиров, когда по станциям проносятся ремонтные и грузовые составы. Жителей подземелья мало по сравнению с общим количеством горожан - и очень много, если их просто пересчитать. Они почти незаметны. Машинисты и дежурные по станциям, полицейские и рабочие, торговцы и музыканты, попрошайки и карманники. Повелители и слуги подземелья. Жители города под городом. Люди… и не только они.
Шуму-Шуму Витольд заметил, едва поднялся по эскалатору в вестибюль станции. Старуха обедала, или завтракала, или просто ела, потому что она не разделяла приёмы пищи и не выбирала меню исходя из времени суток: искала еду, только когда испытывала голод. Шума-Шума стояла у стены и жевала булку с варёной сосиской. Дешевый соус, жидкий, бурого цвета, стекал по пальцам и капал на пол, но старуху это обстоятельство не смущало. Вряд ли она вообще замечала, что испачкалась. И прохожие старались не замечать, отворачивались, ускоряли шаг, торопливо проходили мимо. Кому интересна жующая нищенка? А Шума-Шума ничем не отличалась от бродяг, периодически появляющихся в московских подземельях. Она носила длинную юбку, когда-то цветастую, похожую на те, что так любят цыганки, а теперь просто грязную, стоптанные кроссовки, серую водолазку, надорванную на шее, кофту грубой вязки и красную бейсболку, козырёк которой хранил отпечатки грязных пальцев. Рядом со старухой безучастно стоял мальчик лет девяти, белобрысый, круглоголовый, с сонными туповатыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18