– Я в гальюн.
– Пас, хоть ты помоги! – Мне удалось схватить за рукав бледного, щуплого парня. – Тебе ведь тоже велели шею подбрить?
Вообще-то его звали Сергеем, но сокращенная фамилия Постригань быстро преобразилась в удобную кличку.
– Ну? – он остановился и глянул на меня, по привычке не ожидая ничего хорошего.
– Я тебе подбрею, ты мне.
– И все?
– Да, – старательно улыбнулся я.
– Ладно, идем. Бритва есть?
– Есть, есть, – мне удалось окончательно его успокоить.
– Только я за качество не ручаюсь, – честно предупредил он.
– Плевать! Вперед, а то времени мало.
Я вынул из рундука безопасную бритву, Пас взял свою, и мы уединились в умывальнике, сверкающем зеркалами и белоснежной композитовой плиткой. Со своей частью работы я справился в несколько быстрых движений, удалив с шеи Паса лишние волосы. Теперь мне предстояло подставить свой затылок, но Пас словно нарочно оттягивал время – аккуратно стряхнул и промыл свою бритву, так же аккуратно уложил ее в футляр и спрятал в карман.
– Слушай, чистюля, побыстрее нельзя? – не выдержал я.
– Мылить? – спросил Пас.
– Некогда, – отмахнулся я.
Он положил мне ладонь на темя, и я склонился над раковиной. Сухое лезвие неприятно царапнуло кожу.
– Ты не боишься распределения? – осторожно спросил Пас, подбривая мне шею.
– Ну ты даешь! – меня удивила такая постановка вопроса. – Если дрейфишь, зачем вообще поступал в учебку охотников ?
– Мне говорили, что здесь все по-другому, – признался Пас.
– На базе будет легче. Вот увидишь. – Мне хотелось успокоить его, потому что бритва в дрожащих руках заставляла меня нервничать.
– Откуда ты знаешь?
Это был серьезный вопрос, поскольку из всех людей, с кем нам приходилось общаться, на базах служили только командиры взводов. Они приезжали на два года, вели курс, а после распределения убывали обратно. Но вытянуть из них достоверную информацию о быте охотников казалось немыслимым.
– Слухи, – честно ответил я.
– Понятно. – Пас вздохнул и принялся ровнять мне кантик. – Знаешь, чего я больше всего боюсь?
– Ну?
– Попасть на базу одному. Представляешь? Все новое, непонятное, ты ничего не знаешь, а вокруг все чужие.
– Так не бывает, – ответил я. – Есть закон, по которому на одну базу распределяют не меньше двух курсантов из одного отделения.
– Точно?
– Точно, – подтвердил я. – Толик разведал, когда дежурил по штабу.
Бритва скользнула по шее еще несколькими скребущими движениями, после чего Пас отошел на шаг и придирчиво оглядел дело рук своих.
– Кривовато, – признался он.
Да ладно, – меня утомила неудобная поза. – Главное, чтобы Ушан не цеплялся.
– Очень криво, – вздохнул Пас.
Это меня насторожило. Я попробовал оглядеть затылок в зеркало, но подробностей видно не было.
– Сейчас, подожди, – дрогнувшими губами попросил меня Пас и скрылся за дверью.
Я попробовал ощупать кантик, но ничего ужасного не обнаружил. Через минуту Пас вернулся и протянул мне компактное бритвенное зеркальце. Через него я без труда разглядел отражение собственного затылка в большом зеркале.
– Фу, напугал, – улыбнулся я. – Ну, слева чуть подровняй, и будет нормально.
– Ты не сердишься? – повеселел Пас.
– С чего бы? Равняй поскорее.
Конечно, руки у него были кривые, нечего сказать – другой справился бы со столь простой задачей и быстрее и лучше. Но у меня не было альтернативы. Пас высунул язык от усердия и поскреб бритвой левую часть моего затылка. Кожу начало пощипывать от раздражения.
– Что-то не очень хорошо получается, – вздохнул он.
Я взял с полочки зеркальце и осмотрел работу – теперь левая часть кантика оказалась выше правой.
– Не расстраивайся. – Я постарался сдержать растущее бешенство. – Еще справа сними. Только чуть-чуть.
Так он ровнял меня минут пять, при этом линия волос на моем затылке стремительно поднималась, пока не достигла критической отметки.
– Стой! – я вырвал бритву из его руки. – Чтоб тебя!
Мой затылок был похож на синий подбородок лежачего больного, которого бреют раз в три дня. Кантик проходил по уровню верхней кромки ушей.
– Извини, – Пас опустил глаза.
– Катись отсюда! – В отчаянии я был готов наброситься на него с кулаками.
Он вырвал из моей руки зеркальце и скрылся за дверью. Я обреченно ощупал колкую щетину на затылке, и жизнь показалась мне прожитой зря. Это же надо! Ведь сегодня торжественный выпуск и отъезд на базу, а вид у меня такой, что рыбы засмеют. Мне пришлось потереть нос, чтобы не пустить слезу.
– Строиться на завтрак! – взревел на плацу Ушан. Я сунул бритву в карман новых брюк и выбрался из
жилого корпуса в прозрачный утренний воздух.
– Раз, два, три, – считал командир, отбивая такт левой ногой.
На счет «десять» всему отделению надлежало стоять по ранжиру, то есть по росту. Я занял привычное место и тут же услышал хихиканье за спиной.
– Десять!
Мы замерли, вытянувшись по стойке «смирно». Я почти физически ощущал, как шесть пар глаз буравят мой до неприличия обнаженный затылок. Наконец Влад не выдержал и фыркнул. От стыда и злобы кровь ударила мне в голову.
– Отставить смех! – рявнул Ушан. – На камбуз шагом марш!
Мы тронулись. Командир остался на месте, по обыкновению пропуская колонну вперед, а я, стиснув зубы, ждал, когда он заметит изменения в моей прическе.
– Стой! Раз, два, – наконец остановил нас Ушан. В его голосе слышалось плохо скрытое удивление. – Савельев! – окликнул меня командир.
– Я! – вырвался из моей глотки уставной ответ.
– Тебе что было приказано?
– Подровнять кантик! – отрапортовал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20