Полковник был польщен, но от планов Форбса пришел в ужас. Английский генерал решил двигаться на форт Дюкень не по стопам бесславного Брэддока, а проложить дорогу к цели по прямой с запада на восток из Пенсильвании. Вашингтон стал горячо отстаивать преимущества знакомого ему пути – Брэддок протоптал дорогу почти до самого форта Дюкень, а теперь снова прорубаться через дикие чащобы. У него была и задняя мысль – по изгнании французов из Огайо торговля пойдет через Вирджинию. Одобрение плана Форбса означало бы, что все преимущества получит Пенсильвания. «Давняя, несчастная судьба бедной Вирджинии, – сокрушался Вашингтон, – она всегда жертва хитрющих соседей».
Американские военные историки согласились, что путь, предлагавшийся Вашингтоном, стратегически был менее выгоден, чем намеченный Форбсом. Вашингтон отстаивал свою точку зрения с большой горячностью и проявил, по словам Форбса, качества, «постыдные для любого офицера». В письме спикеру ассамблеи Вирджинии Робинсону полковник обозвал сторонников марша из Пенсильвании дураками и выразил готовность выехать в Лондон, чтобы разоблачить перед королем организаторов кампании, обреченной на провал: «Пусть Его Величество узнает, как нагло проституируются его честь и государственные средства». К счастью для репутации Вашингтона, поездка в Лондон не состоялась, ибо в срок, потребный для поездки, Форбс успешно завершил операцию. Было бы слишком ясно, кто остался в дураках.
А пока Вашингтон гневался по поводу длительных сборов – дорога из Пенсильвании, над которой работали две тысячи человек, сооружалась действительно крайне медленно, Форбс объявил, что проведет съезд дружественных индейских племен, к собраниям такого рода сашемы готовились очень неторопливо. Новая оттяжка! Вашингтон заподозрил, что Форбс боится рисковать и едва ли всерьез собирается брать форт Дюкень.
«Все пропало, – восклицал полковник, – все рухнуло! Наше предприятие не удастся, нынешней зимой мы остановимся у Лаврового Холма (пункт на пути к Дюкеню. – Н. Я. ), но не для того, чтобы пожать лавры (если не считать тех лавров, которые растут в горах)». Он почти отчаялся и в этот момент получил письмо от Салли. Она наконец ответила на одно из его бесчисленных посланий и, наверное, если судить по ответу Вашингтона – знаменитому письму от 12 сентября 1758 года, – поддразнила: он торопит с кампанией, ибо сгорает от желания обладать Мартой.
Последняя капля переполнила чашу. Джордж отвечает 12 сентября тем письмом, которое спустя более ста лет взволновало общину историков. «Ты, наверное, допускаешь, – писал он Салли, – что можно заслужить репутацию честного человека, выступая против нынешнего образа действия (при подготовке похода. – Н. Я ), но тут же полностью уничтожаешь мою уверенность, что я веду себя достойно, приписав мое беспокойство вдохновляющей перспективе обладать г-жой Кастис. Как в действительности обстоят дела, тебе говорить излишне, можешь догадаться сама». Затем последовали по необходимости туманные – он оставлял документ, писанный своей рукой, – заверения в любви, ибо «ты заставила меня или скорее я заставил себя признать этот простой факт». В заключение меланхолического письма Джордж написал: «Жизненный опыт – увы! – прискорбно напоминает, что возвращение к прошлому невозможно, и укрепляет мое давнее убеждение – даже сверхусилия человека не могут изменить судьбу, властную над нами».
От печальных дел сердечных вновь к не менее плачевному, по мнению полковника, состоянию дел военных. Небо затянули тучи, шел октябрь. Съехались наконец сашемы индейских племен. Девятнадцать дней в английском лагере раздавались их церемонные речи. Превозмогая болезнь, Форбс терпеливо слушал, надеясь на то, что удастся вбить клин между французами и их союзниками. Он не скупился на подарки и порох для орудийных салютов. Наконец индейцы разъехались, дав не очень определенные обещания.
В слякоть, под проливным дождем отважное воинство тронулось в путь, бросая увязшие по ступицы в грязи интендантские фуры. Вашингтон едва скрывал свое удовлетворение – события развивались именно так, как он и предсказывал. Разве не торопил он с выступлением в поход, разве не убеждал, что вести переговоры с индейцами безрассудное расточительство времени?
Смертельно больной Форбс командовал операцией с носилок, подвязанных между двумя лошадьми. Сомнения терзали командиров – высказывались предложения остановиться на зимние квартиры, не доходя до форта.
Мрачным осенним днем Вашингтон подвергся, как он запомнил до старости, «самой большой опасности» за всю жизнь. Со стороны авангарда – части вирджинского полка – внезапно раздалась частая пальба. Форбс послал Вашингтона с подкреплением. В пустом лесу их встретил интенсивный огонь. Полковник сначала опешил, но быстро разобрался – вирджинцы стреляли по своим. Вашингтон бросился между отрядами, требуя прекратить огонь, ударами шпаги по мушкетам и головам приводя в чувство рьяных стрелков. Итог – 14 убитых, 26 раненых, а противника поблизости нет.
Смелость Вашингтона произвела впечатление на Форбса. Он назначил его командовать передовой дивизией в 2500 человек, без обоза, с несколькими легкими орудиями. Вашингтону присвоили ранг бригадного генерала и приказали форсированным маршем идти на проклятый форт. Форбс получил обнадеживавшую информацию, что там остался небольшой гарнизон, покинутый индейскими союзниками. Дивизия Вашингтона выступила в лютую стужу по бездорожью, к тому же выяснилось, что точный маршрут неизвестен, а впереди еще 80 километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148