Комиссар ушел в кухню и закрыл за собой дверь. Лекок сунул в рот плитку жвачки и принялся за нее с видом человека, для которого время не существует. Парикмахер проворчал:
– Интересно, что он там ищет?
– У комиссара свои методы.
– Но то, что он тут говорил... это что, шутка?
Сайрус А. Вильям беззастенчиво солгал:
– Вы знаете, он по самой своей природе неспособен шутить.
– Значит, он подозревает, что я убил Росси?
– Он подозревает каждого.
– Это глупо.
– Комиссар Тарчинини считает, что, только делая глупости, можно в конце концов прийти к разумному результату.
Они замолчали, заметив Тарчинини, вошедшего с очень серьезным видом.
Глава VII
Что-то сразу изменилось в атмосфере помещения. Следя за движением комиссара по салону, Маттеини недолго сохранял самообладание и скорее выкрикнул, чем сказал:
– Ну? Вы что-нибудь нашли?
Тарчинини глянул на парикмахера, но не ответил, продолжая обследовать комнату, открывая шкафы, переставляя предметы и шаря повсюду. Винченцо раздраженно спросил:
– Может, если вы скажете, что вам надо, я бы помог?
– Где вам стирают здешнее белье?
Удивленный парикмахер ответил:
– Но... у Чильберти, в Сан-Панкрацио.
Следователь не спеша подошел ближе.
– Вам его приносят, я полагаю, выглаженным и готовым к употреблению?
– Разумеется! За такие-то деньги!
Лекок понял, что в следующую минуту что-то произойдет; он почти перестал дышать, а Тарчинини, взявшись за подлокотник кресла, где сидел Винченцо, наклонился к самому его лицу.
– Тогда откуда у вас в кухне халат и салфетка, выстиранные, но не глаженые? Вы что, развлекаетесь стиркой от нечего делать? И что это за частицы обгорелой ткани, которые я нашел в...
Маттеини подскочил с криком:
– Вы лжете! Там не может быть обгорелой ткани, потому что...
Он осекся и испуганно вытаращил глаза, словно представив себе то, что чуть не сказал. Комиссар не отступался:
– Потому что... Ну, синьор Маттеини?
– Оставьте меня в покое! Вы доведете меня до того, что я наговорю невесть каких глупостей!
– Эти глупости, синьор, я называю признаниями...
– Не понимаю!
– Да нет же, прекрасно понимаете! Вы знаете, что я не мог найти кусков салфетки, от которой вы избавились, скорей всего, бросив ее вместе с чемоданом Росси в Адиче... Салфетку, пропитанную кровью вашей жертвы!
– Неправда!
Сайрус А. Вильям встал и, подойдя в свою очередь к парикмахеру, объявил:
– На этот раз попались, Маттеини!
– Нет.
Усугубляя смятение противника, Тарчинини неумолимо развивал свою мысль:
– Вы убили его здесь, в кресле, затем перетащили труп в кухню...
– Докажите!
– А с наступлением ночи отвезли на берег.
– Вы лжете!
– Ваша машина будет подвергнута лабораторному исследованию и, хоть вы ее, конечно, вычистили, там найдется достаточно улик, чтоб упрятать вас под замок до конца дней!
Винченцо взревел, как зверь:
– Я не хочу!
– А Росси что же, хотел умирать?
– Это не я!
Капли пота стекали по лицу Маттеини, съежившегося в кресле, а Тарчинини и американец, наседавшие с двух сторон, напоминали гончих около загнанного оленя.
– Вы попались, Маттеини!
– Нет.
– Признайтесь, и вас оставят в покое.
– Нет.
– Почему вы не признали фотографию?
– Почему вы стирали это белье в кухне?
– Почему?..
– Почему?..
Под градом вопросов Винченцо только крутил головой, как полуоглушенный боксер, который уже не понимает толком, где находится. Сыщикам казалось, что он вот-вот сдастся, как вдруг парикмахер, схватившись за голову, закричал:
– Хватит! Хватит! Хватит!
– А ведь вы вовсе не похожи на убийцу, Маттеини! Почему же вы убили Росси? Он вам угрожал?
Сайрус А. Вильям выдержал паузу и, словно говоря сам с собой, заметил:
– Зарезать бритвой! Какая гнусность!
Парикмахер, забывшись, крикнул:
– Это не брит...
Но тут же застыл с раскрытым ртом, а Тарчинини тронул его за плечо:
– А вы откуда знаете?
И бесчеловечная травля возобновилась:
– А ну, живей, отвечайте!
– Вы выдали себя! Почему не признаться?
– Признайтесь, и тогда сможете отдохнуть.
– Признайтесь, Маттеини, вам это зачтется.
Парикмахер затравленно озирался на своих мучителей, потом упорство его сломилось, и он беззвучно проговорил:
– Ладно... Я вам все расскажу.
Воцарилась тишина, особенно глубокая по контрасту с недавней горячкой. Комиссар выпрямился, как дровосек, который, свалив дерево, разминает натруженную спину. Лекок перестал жевать свою резинку. Он налил Маттеини стакан воды, к которому тот припал так жадно, что капли потекли по подбородку. Когда он отставил стакан, Тарчинини уселся напротив.
– Теперь объясните нам, почему вы его убили?
– Я не убивал его.
– Э, нет, Маттеини! Вы опять за свое?
Парикмахер покачал головой с видом человека, принявшего окончательное решение. Он взглянул на комиссара и спокойно сказал:
– Я не убивал Росси, но доказать этого не могу; так что результат выходит тот же.
Его страх, казалось, рассеялся, и сыщики были поражены внезапной перемене, в этом человеке.
– Клянусь, что я не убивал его, но, повторяю, мне никто не поверит, а тем более вы.
– Не предоставите ли нам самим судить об этом?
– Дней так двенадцать – пятнадцать назад мне начали приходить анонимные письма...
– А! Так-так... И о чем в них шла речь?
– Это такая давняя история... – начал Маттеини не без колебаний. – Дело было в то время, когда немцы оставляли Италию, и фашисты спасались бегством... Я боялся, что и те, и другие предадут огню и мечу все на своем пути, будут брать заложников... Я покинул Верону с женой Антониной и дочерью Марией, которая присоединилась к нам со своим сыном, пятилетним малышом, когда мой зять ушел в партизаны – там он и погиб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52