— Мы в любом случае обязаны поймать и обезвредить убийцу, сеньор Виллар.— Кем бы он ни был?— Разумеется. Даже если это вы сами, дон Игнасио.— Я? Вы что, с ума сошли? Какого черта я бы стал убивать или приказывать убить одного из своих людей?— Вы хотели сказать, одного из людей Хоакина Пуига, дон Игнасио? — любезно поправил его комиссар Мартин. — Однако при желании можно найти немало достаточно очевидных оснований… Например, что, если Рибера попытался вас шантажировать?— Шантажировать меня? И каким же образом, скажите на милость?— Быть может, угрожая рассказать о подпольном бизнесе в вашем кабаре?— У вас богатое воображение, сеньор комиссар!— Да, очень, и в моем ремесле это совершенно необходимо. Кстати, можно с равным основанием предположить, что Рибера знал, каким образом Пако Вольс покинул этот мир, и пообещал вам, что поделится с нами сведениями?— Так вы по-прежнему упорно хотите взвалить на меня убийство этого парня?— Кажется, ваш таинственный корреспондент разделяет эту точку зрения. А теперь, сеньор, нам более не хотелось бы отнимать у вас время.Полицейские встали и направились к двери. Провожая их, Виллар вежливо встал.— Комиссар, — сказал он на прощание, желая выиграть хоть несколько очков, — а вам не приходило в голову, что, если бы я мог хоть в чем-нибудь себя упрекнуть, то наверняка не стал бы добиваться расследования всех обстоятельств смерти Риберы? Что за причина могла бы толкнуть меня на подобный поступок?— Да самая веская из всех, дон Игнасио, — страх.— Что вы болтаете?— Вы боитесь, дон Игнасио…Уже на пороге дон Альфонсо вдруг обернулся.— И, если хотите знать мое мнение, сеньор, — бросил он, — вы чертовски правильно делаете, что боитесь! Глава VI Все очарование толстухи доньи Мерседес, жены комиссара Мартина, составлял веселый нрав. От севильской юности у нее остались красивые черные глаза и звонкий смех, по поводу и без повода с утра до ночи оживлявший квартиру на калле Веллингтон, откуда сеньора Мартин выходила лишь к поставщикам, ибо годы никак не повлияли на отличный аппетит и любовь к вкусной пище. Давным-давно махнув рукой на все попытки сохранить стройную фигурку, когда-то позволявшую Мерседес без устали плясать всю ночь напролет, она целыми днями лакомилась всевозможными сластями. Редкий ужин обходился без приготовленного руками сеньоры Мартин типично андалусийского торта — приторного от меда и сахара. Сначала дон Альфонсо сердился, но неизменная веселость жены победила упрямство комиссара и, махнув рукой, он смирился с мыслью быть мужем необъятной супруги. Женщина далеко не глупая, Мерседес быстро сообразила, в чем дело, и, затворившись дома, предоставила мужу в одиночку являться на официальные приемы и ходить в гости к кому и с кем угодно.Однако, если донья Мерседес отклоняла все приглашения, сама она очень любила принимать гостей. И среди всех, кто бывал в их доме на калле Веллингтон, особое предпочтение отдавала супругам Люхи. Она бесконечно уважала Мигеля, за чьим продвижением по службе внимательно следила с помощью мужа, и очень любила суровую спокойную Кончу, наверное, как раз потому, что видела в молодой женщине полную противоположность себе. Что до сеньоры Люхи, то она чувствовала себя с доньей Мерседес, как с ребенком, чья болтовня ее сначала немного раздражала, но потом стала действовать удивительно освежающе, как прохладная ванна. После обеда, когда мужчины удалялись в библиотеку дона Альфонсо курить сигары, их жены поверяли друг другу мелкие тайны. Женщины великолепно ладили и соглашались во всем, кроме сравнительных достоинств своих святых покровительниц. Конча превыше всего ставила Нуэстра Сеньора де ла О, а Мерседес клялась, что никто и никогда не сравнится с Макареной.Вечером этого богатого волнениями дня дон Альфонсо настоял, чтобы Люхи пришли ужинать в его дом. С одной стороны, он догадывался, что Конче из-за ненависти мужа к Виллару и всех связанных с этим неосторожных поступков пришлось пережить немало тягостных минут, а с другой — комиссар хотел убедиться, что Мигель искренне расположен не только слушать его советы, но и следовать им. Едва они покончили с десертом и выпили по первой чашке кофе, дон Альфонсо потащил Мигеля в библиотеку, а Конча стала помогать хозяйке дома убирать со стола.Стоило им опуститься в кресла и закурить сигары, Мартин взял быка за рога:— Надеюсь, ты понимаешь, Мигель, что теперь между нами и Вилларом началась война не на жизнь, а на смерть и кончится она либо его арестом, либо нашей отставкой?— Конечно, дон Альфонсо, и я вам очень благодарен…— Оставь свои благодарности… Я ненавижу Виллара не меньше твоего. Возможно, по другим причинам, но с той же силой. Я хочу очистить от него Барселону и сделаю это или уйду. Нам повезло, что Виллар сейчас здорово напуган. Сам знаешь, от страха человек всегда может наделать глупостей. Этого-то я и жду. Кроме того, наши осведомители в баррио получили приказ бросить другие дела и заниматься исключительно «Ангелами и Демонами». Пока я больше ничего не могу предпринять. Но у нас есть еще убийство Риберы. До сих пор оно интересовало меня очень мало (кроме, разумеется, того факта, что Виллар хотел взвалить его на тебя, а ты имел глупость вести себя так, что обвинение выглядело бы достаточно правдоподобно), но эта странная записка совершенно меняет дело.— Вы думаете, ее написал убийца?— Понятия не имею. Возможно, и убийца… В таком случае, нам придется признать, что убийство Риберы — лишь эпизод в длинной цепочке и все члены банды — под угрозой. Однако не исключено, что кто-то просто решил воспользоваться ситуацией и нагнать на Виллара страху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56