Совершенно неоспоримо, что мужчина мертв.
- Свидетели, - следователь обращается к молчаливой кучке людей,
сгрудившейся в дальнем от распростертого тела углу. - К сожалению,
вынужден опросить вас в самом срочном порядке. Преступники вооружены, и
каждый час работает на них. Поэтому прежде всего попытаемся выяснить их
приметы, описание и тому подобное. Кто - что вспомнит. И, разумеется,
постараемся не перебивать друг дружку...
Полная женщина с прилипшим к юбке парнишкой вдруг начинает рыдать -
безудержно, навзрыд. Никто не бросается ее успокаивать, люди словно
окаменели. Следователь пытливо смотрит на плачущую, с пониманием
оглядывается на безжизненное тело. Угадав продавца в стоящей несколько
особняком женщине, приглушенно спрашивает:
- Вы не могли бы предоставить нам какую-нибудь изолированную комнату.
Подсобку, склад или что-нибудь... Словом, чтоб не здесь.
Он успевает заметить ее испуганный взгляд, но в эту минуту группа
свидетелей приходит в движение, и к следователю делает шаг щуплый старичок
с седенькой бородкой. На блеклом, в мелкую клеточку пиджаке матово
отсвечивают заправленные в полиэтилен орденские планки.
- Дело вовсе не в том, о чем вы подумали, - старческий голос ветерана
надтреснуто дребезжит. Глухо прокашлявшись, он поднимает на следователя
слезящиеся глаза и от волнения часто моргает. - Видите ли, это будет не
просто принять. Не знаю, поверите ли вы мне, но... Они, конечно,
подтвердят, хотя не всякий соберется с духом рассказать вам об этом. По
крайней мере мне это будет сделать легче. Так что, если позволите...
Он ожидающе молчит. Вежливый старичок, деликатный. В некотором роде
драгоценный реликт - вроде петербургской пожилой интеллигенции, - только
там еще попадаются пережившие все и вся князья да графы. Старичок
продолжает молчать, он ждет от власти согласия, но следователь тоже не
спешит с ответом сразу. Предчувствуя недоброе, он недоуменно обегает
глазами свидетелей. Что-то необычное в их лицах. И это не похоже на
тривиальный страх. Тут что-то другое. Собравшихся в магазине объединяет
нечто общее, неприятно настораживающее... Со вниманием следователь снова
возвращается взглядом к старичку. Время!.. Вот, что его беспокоит! Каждая
минута - лишняя фора преступникам. Но и не выслушать свидетеля он тоже не
может. Тем более, что ни одного оперативника на месте еще нет - и кто
знает когда они вообще объявятся.
Еще колеблясь, следователь нерешительно расстегивает планшетку и
достает ручку и чистый лист. Пристроившись на подоконнике, обращается к
ветерану:
- Хорошо, я вас слушаю. Но одна просьба - быть по возможности
кратким.
- Кратким? Да, я понимаю. - Старичок делает рукой непонятный жест. -
Разумеется, я постараюсь... - Он запинается и вновь растерянно моргает. -
Видимо, нужно рассказать все. С самого начала.

Альмонис, английское средство от ожирения, завезли в среду. В среду,
а не в пятницу. Но именно в пятницу изрядно поредевший товар после долгих
сомнений и дискуссий решают выбросить на прилавок - и ради такого случая
долго упрашивают и наконец уговаривают подежурить в магазине штатного
грузчика Сему. Каким уж образом - неизвестно, но слух об альмонисе
успевает растечься далеко за пределы района, и отвыкшие от очередей и
давок продавцы всерьез опасаются нешуточного наплыва покупателей. И потому
пакеты с английским товаром надумывают выдавать через окошечко в стене, до
сих пор пребывавшее в заколоченном состоянии. То немногое, что еще лежит
на полках, на это время, разумеется, убирают.
Время - семь утра, но через все магазинное помещение, стекая по
крутым ступеням крыльца и дотягиваясь до угла соседствующей с гастрономом
аптеки, уже выстроилась плотная очередь. Хмурое выражение на лицах - под
стать темному, набрякшему небу. Утро похоже на вечер, а очередь напоминает
колонну французских арестантов, толпящихся на гильотину. Говорят, было и
такое. Более того, говорят, и на гильотину, изнывая от ожидания, пытались
проскальзывать вне очереди. Так или иначе, но выражение множества лиц
сливается в нечто общее, чему следует подобрать особый термин.
Ощетинившееся штыками каре - это уже не толпа, и очередь, стоголовой змеей
впившаяся в магазин - объект множественных вожделений, - тоже уже не
простое сборище людей. Это ожившее существо-великан, животное с
необузданными инстинктами.
Опоздавшая к магазину женщина, злясь на себя и на весь мир, медленно
обходит собравшихся. Ненавистно-тесное платье раздражает ее почти столь же
сильно, сколь и уличная слякоть. Добравшись до угла аптеки, она громко и
сердито фыркает, поворачивает назад и тут же откуда-то из-под ног
близстоящих людей выдергивает за курточку юркого карапуза с игрушечным
автоматиком. Наградив его основательным шлепком, тяжелым решительным шагом
движется к крылечку. По глазам ее видно, что она готова ругаться и
спорить. Однако мальчишке вовсе не улыбается торчать в душном помещении.
Усыпив бдительность матери притворной покорностью, он дожидается
кульминационной точки разыгрывающейся у крыльца перебранки и рывком
освобождает ладошку из мощной длани женщины. Отскочив в сторону,
присаживается на корточки и улыбается: воюющей мамаше не до него. Литым
корпусом, содрогаясь, словно ледокол во льдах, она раздвигает людей,
неукротимо приближаясь к дверям.
1 2 3 4 5 6 7