Белое море, белая рыба и белое тело женщины. Петров-Водкин. Альбинос.Сапоги остановились рядышком. Невозможно было не поднять голову на эту картину. То ли потому, что у нее случилась острая эмоциональная реакция на резиновые отвороты, которые существовали выше ее, сидящей на овощной таре типа ящик, но сразу вспомнилось то чувство, когда она так хотела удариться о мужскую грудь… Опять же, и теперь ноги Федора вызывали совсем не духовные желания. Что не удивительно. Ведь в сапогах шел не любимый писатель Ольги Юрий Трифонов, которого она только что переплела, вырвав из «Нового мира». Шел бы Трифонов — у нее случилось бы смятение в голове. А шел Федор — смятение было другого рода. Поэтому хамство как способ защиты от себя самой было уже за зубами и возбуждало язык, но нельзя же, в конце концов, бездарно повторять саму себя?— Привет! — сказала она обреченно.— Ну и слава Богу! — ответил Федор. — А то я иду и думаю: как ты меня обзовешь в этот раз?Он вырыл из листьев еще один грязный ящик и осторожно присел на него.— Развалится или нет? — спросил он.— Сижу… ничего, — ответила Ольга.Федор по-хозяйски общупал ее глазом. Скукоженная девка в «базной одежде». Так он должен был подумать — так он и подумал, а Ольга, как она потом сказала, «проинтуичила его впечатление».— Ох как я разозлилась! — говорила она. — Он был одет классно, а я черт-те в чем. В маминых, считай, военных обносках. А у нас бабы специально для базы купили в «Детском мире» яркие ветровочки из болоньи. Там же мужиков было навалом, и главное — из очень приличных институтов. Там были интеллигентские сливки… Но у меня даже на детский товар тогда лишних денег не было.Федор рассказал, что два года как женат. Жена однокурсница, из Уфы.— Можешь смеяться, — сказал он. — Она башкирская морда.Значит, он действительно помнил тот случай. Злопамятный.— Восточная красотка, — с нежностью добавил он, — из выточенных по кости. Отец у нее большой босс, так что у нас хорошая квартира, а моя мама живет там же, по месту нашего с тобой рождения.— Дети есть? — спросила Ольга.— Будут, — ответил Федор.— В смысле — жена беременная? — уточнила Ольга.— В смысле хотим этого, — засмеялся Федор.— Рада за тебя, — уныло ответила Ольга и быстро добавила: — Я не замужем, не беременная, живу с мамой на старом месте.— Почему? — печально спросил Федор.— Почему на старом месте?— Почему такая красотка не замужем? Куда смотрят мужики-идиоты?Что-то у нее в душе развязалось и отомкнулось, но ей стало как-то легко и спокойно, и она посмотрела на Федора прямо и увидела его глаза, большие, серые, сочувству-ющие, но не оскорбилась чужой жалостью, а приняла ее как дружбу, как протянутую руку и даже немножечко как любовь.— Я сама определила все словом «немножечко». Могла другим, но у меня тогда была до пола занижена самооценка.В тот год был невиданный урожай капусты. Это было очередное бедствие для страны. Капуста гнила, разлагалась, овощные базы требовали ученых и студентов, хряпали в их руках кочаны, так и не узнав, для чего кучно наливались на природе. Именно в тот год капусты в стране хватило едва до марта, подтверждая главный тезис социализма: при нем все может быть бедствием, а урожай особенно.Их капустный роман был страстным, нежным и обреченным. Они были как спустившиеся с разных гор туземцы, которым надлежало вернуться точно ко времени к своим народам. Вопрос об «остаться» как бы и не возникал, даже на уровне идеи. Просто случилось то самое «немножко».Был некий казус. Ольга оказалась девственницей. В тот ее трагический случай она была прилично травмирована, и щедрые врачи заштопали ее, что называется, до основания, гордясь собой, но сказать Ольге об этом забыли или не посчитали нужным, а может, сказали маме, а она постеснялась передать Ольге — поди разберись сейчас с этой старой и уже никому не интересной пришитой девственностью.Но Федора этот деликатный момент несколько обескуражил: за что его тогда таскали по милициям? К тому же Ольге как-никак двадцать четыре года, странновато все это, чтоб не сказать больше… С другой же стороны, у Федора возникло и некоторое чувство удовлетворения деятельностью первопроходца или кого там еще…Ольга была смущена другим. В свое время она всерьез была заморочена мыслью, что ей придется когда-то перед кем-то «объясняться». Это отравило ей всю раннюю юность, когда она думала о себе как о человеке порченом. Получается, зря морочила себе голову. Но, в общем, они потом с Федором обсмеяли эту историю, и он был и остался единственным мужчиной, которому она рассказала, как тогда все было… Из женщин была я. ЮРИЙ ПЕТРОВИЧ Классный парень был, классный!Потом она поняла, что находилась под впечатлением общественного мнения. Он был, так сказать, назначенным любимцем. Конечно, интересен первый вскрик по этому поводу, но поди вычлени его теперь из всего. Но еще до вступления в комсомол Ольга знала: в райкоме такой инструктор, что одна десятиклассница из-за него чуть не отравилась — выпила какую-то гадость, но, слава Богу, гадость оказалась слабее жизни. Потом, после всего, у Ольги было непреодолимое желание найти ту дуру и узнать, что с нею случилось на самом деле и отчего она пила некачественный уксус. Нашла. Дура работала в паспортном отделе, поэтому Ольга просто-напросто набрела на нее, когда пришла пора получать паспорт. Дура была накрашена так, что хотелось или отвернуться, или хотя бы прикрыть глаза, потому что возникало чувство сверхвпечатления. Это «сверх» почему-то сразу освободило Ольгу от желания что-то узнавать, выспрашивать. Что бы там ни было на самом деле с этой сверхдевицей, Ольге стало безразлично, скучно, ее состояние души не могло пересекаться с состоянием души крашеной.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11