- Тогда, в каком году ты родился? - спросил Квант, явно удивленный.
- В тысяча девятьсот пятьдесят пятом.
- По какому стилю датировки?
- Стилю? Этого я тоже не понимаю. Мы считаем от рождества Христа. Насколько можно быть уверенным, он родился примерно через семнадцать тысяч лет после того, как человечество изобрело письменность.
Последовало довольно долгое молчание. Интересно, подумал Мартелс, над чем задумался Квант? И кстати, о чем думает он сам; во всяком случае ни о чем полезном. Он оказался чужой личностью в чьем-то мозгу, и этот кто-то нес всякую чушь - некто, чьим пленником он был, и кто сам был пленником, хотя одновременно и претендовал на роль бога, и Мартелс был свидетелем, что с ним советовались, как с богом...
- Понятно, - вдруг сказал Квант. - Без центрального компьютера не могу сказать точно, но вряд ли здесь нужна точность. По вашей системе сейчас примерно двадцатипятитысячный год.
Этого последнего удара Мартелс перенести не смог. Его вновь обретенное сознание, еще болезненно трепещущее от своего неожиданного избавления от смерти, заваленное непонятными фактами, а теперь ощутившее новую угрозу смерти, саму природу которой он не мог постичь, закружилось и вновь провалилось в яму.
И в тот же самый момент на него набросились с холодной безмолвной свирепостью. Квант _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ собрался вышвырнуть его.
Мартелс раньше и представить себе не мог, что кто-то может вышвырнуть человека из его собственного сознания - а ведь это даже не было его собственное сознание, он был здесь непрошенным гостем. Казалось, не было никакой возможности сопротивляться, не за что даже уцепиться - даже если бы он находился в своем мозгу, он не лучше любого другого человека своего времени знал бы в какой части этого мозга обитает душа. Квант же, несомненно, знал и вытеснял Мартелса оттуда с безжалостностью самонаводящейся ракеты; и это ужасное вытесняющее давление было чисто эмоциональным, без малейшего словесного намека, который мог бы помочь Мартелсу сопротивляться.
Тронутый тлением зал заколыхался и исчез. И вновь Мартелс лишился зрения и слуха. Чисто инстинктивно он зарылся... во что-то... и держался изо всех сил, как вошь, которую шакал пытается стряхнуть со своей шкуры.
Ужасная тряска все продолжалась и продолжалась. И наконец осталась лишь мысль, одна спасительная мысль:
"Я это я. Я это я. Я это я."
А затем, постепенно, каким-то чудом, натиск стал ослабевать. Как и раньше, первым вернулся слух, слабые неясные отголоски музея, а затем зрение, та же часть стены и пола и те же неровные памятники чему-то давно прошедшему в еще более далеком будущем Мартелса.
- Похоже, я пока не могу от тебя отделаться, - сказал Квант. В его усиленном голосе, казалось, звучало нечто среднее между ледяной яростью и столь же ледяным изумлением. - Ну что ж, придется нам с тобой продолжить общение. Все какое-то разнообразие, не только же быть оракулом для туземцев. Но когда-нибудь, Мартелс-из-прошлого, когда-нибудь я застигну тебя врасплох - и ты узнаешь величайшую вещь, которой не знаю я: как выглядит загробная жизнь. Придет время, Мартелс... придет время...
Как раз вовремя Мартелс сообразил, что эти повторяющиеся слова были гипнотической прелюдией к новому нападению. Зарывшись в то неведомое, что спасло ему жизнь перед этим, ту неизвестную часть этого объединенного сознания, которая принадлежала ему одному, он сказал с такой же холодностью:
- Возможно. Ты можешь многому меня научить, если захочешь, а я послушаю. А может и я смогу научить тебя чему-то. Но мне кажется, что я также могу доставить тебе крайние неудобства, Квант; ты только что продемонстрировал мне два возможных подхода к этому. Так что, пожалуй, тебе лучше вести себя прилично и помнить, что кем бы ты ни был в глазах туземцев, для меня ты далеко не бог.
Вместо ответа Квант просто не дал Мартелсу сказать ничего больше. Понемногу солнце село и очертания предметов в зале слились с темнотой, но Мартелсу даже не было позволено закрыть не принадлежащие ему глаза.
3
Мартелс все еще был жив, чему следовало радоваться, но победа оказалась не столь уж славной. Квант не мог выкинуть его - пока - но Мартелс по-прежнему не управлял своими глазами, вернее их глазами, не считая той малости, что мог менять глубину зрения; похоже, что Квант сам не мог закрыть глаза, либо не удосуживался сделать это. Они всегда, не считая случаев, когда в музей приходил редкий проситель, пялились все на ту же проклятую стену и на те же корявые штуковины перед ней.
Более того, Квант никогда не спал, и поэтому не спал и Мартелс. Какой бы механизм ни поддерживал работу мозга в его недоступной взгляду оболочке, он делал сон ненужным, и это, наверное, было к счастью, поскольку Мартелс не чувствовал уверенности, что сможет устоять против нападения Кванта, будучи в это время без сознания.
Этот аспект их совместного существования был лишь одним из многих, не понятных Мартелсу. Видимо, какой-то питающий насос - то постоянное гудение позади головы - непрерывно подавал кислород и сахар и уносил молочную кислоту, предотвращая утомление. Но Мартелс смутно помнил, что сон нужен не только для этого: сны, например, необходимы для очистки мозга, являющегося аналогом компьютера, от программ предыдущего дня. Возможно, в результате простой эволюции эта необходимость у людей отпала, хотя двадцать пять тысяч лет казались слишком коротким сроком для такой сильной перемены.
Каков бы ни был ответ, он не мог спасти от скуки, которой Квант, как будто, совершенно не был подвержен. Очевидно он располагал обширными внутренними ресурсами, накопленными за многие века, с помощью которых развлекал себя на протяжении бесконечных дней и ночей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29