Он выбрался из лямок мешка, положил на него голову,
выключил электроглаз и позволил себе выскользнуть из лап этой вонючей
вселенной.
- Брат, - раздался из темноты голос, - ты не представился.
Их было четверо - Айк, Лефти, Фил и Денвер.
Великая прелесть этого места, объяснил Айк, состоит в том, что здесь
тепло. Из дальнейших объяснений Теллон понял, что в любом обществе всегда
есть те, кто не рожден для успеха, у кого нет ни воли, чтобы работать, ни
силы, чтобы брать, и поэтому они довольствуются объедками с барского
стола. Этих людей всегда можно отыскать в тех местах, где для
удовлетворения жизненных потребностей достаточно протянуть руку и ждать.
Вот и здесь идущее от печей тепло долгой зимней ночью, означало разницу
между сном и смертью.
- Вы хотите сказать, - сонно спросил Теллон, - что вы бродяги?
- Это грубое определение, - ответил Айк слабым гнусавым голоском. - У
тебя еще остался этот вкуснейший черствый хлеб? Гренок Природы - так я его
называю.
- Не знаю. - Спина у Теллона болела, ему страшно хотелось спать. - Да
и как я могу определить это в темноте?
Айк, судя по голосу, был озадачен:
- Но, брат, у нас же включена наша люми-лампа. Ты не можешь заглянуть
в собственную сумку? Мы голодны. Твои новые друзья голодны.
- Извини, мой новый друг. Я слишком вымотан, чтобы искать. Но не будь
этого, проку от меня было бы немногим больше. - Теллон сделал над собой
усилие: - Я слепой.
Он, кажется, впервые сказал о своей слепоте вслух.
- Прости, - в голосе Айка послышалось неподдельное сожаление.
Воцарилось молчание, потом он сказал:
- Можно спросить у тебя одну вещь, брат?
- Какую?
- Эти толстые серые очки, что на тебе надеты, - почему слепые начали
носить толстые серые очки? Какой от них толк, если ничего не видишь?
Теллон приподнял голову на несколько дюймов:
- Что ты имеешь в виду?
- Я сказал, какой смысл косить...
- Нет! - оборвал его Теллон. - Что ты имел в виду, когда сказал, что
слепые стали носить толстые серые очки?
- А! Ну, твои очки - вторые, что я видел за эту неделю. Да, брат...
потому я и спросил. Где-то в десяти милях к северу отсюда есть поместье,
хозяин которого очень богатый и притом слепой Мы с Денвером часто лазим
через стену, потому что мы оба любим фрукты. Фруктовые деревья там просто
стонут под тяжестью плодов; прямо-таки помочь им облегчиться - сам бог
велел. Конечно, там собаки, но днем...
- Очки, - прервал его Теллон. - Что ты говоришь об очках?
- В том-то и дело, брат. На этой неделе мы видели слепого. Он гулял в
саду, и на нем были очки вроде твоих. А теперь... теперь до меня дошло,
что он двигался, как зрячий!
Теллона охватило волнение:
- Как его зовут?
- Не помню, - ответил Айк. - Я только слышал, что он вроде бы в
родстве с самим Арбитром и что он математик или наподобие того. Но я не
помню, как его зовут.
- Его зовут Карл Жюст, - нетерпеливо сказал Денвер.
- Почему ты об этом спрашиваешь, брат? - хихикнул Айк. - Он тебе
друг, что ли?
- Не совсем, - холодно ответил Теллон. - Скорее, я друг его семьи.

13
За то, чтобы поработать у Теллона проводником, Айк запросил сто
часов.
Сумма несколько шокировала Теллона. За два года на Эмм-Лютере он
успел свыкнуться с радикальной "финансовой демократией", введенной
правительством вскоре после своего прихода к власти в 2168 году. В своей
первоначальной, наиболее чистой форме она предписывала, что любому
человеку за один отработанный час, независимо от рода его занятий, следует
платить одну денежную единицу, называемую "один час". Как и лютеранская
единица времени, один час делился на сто минут. Наименьшей монетой была
четверть - одна четвертая минуты, или двадцать пять секунд.
Когда улеглось возбуждение, вызванное новым, не зависимым от Земли,
статусом. Гражданский Арбитр счел необходимым значительно преобразовать
систему оплаты труда. В закон были добавлены статьи о сложных
коэффициентах, позволявшие тем, кто путем самосовершенствования увеличивал
свой вклад в экономику, получать за работу больше одного часа в час. Но
коэффициент "три" был абсолютным максимумом, и поэтому на Эмм-Лютере было
очень немного крупных частных корпораций - стимулирование было ограничено,
как и замышлял Арбитр.
Чтобы приблизиться к коэффициенту "три", человек должен был иметь
высочайшую профессиональную квалификацию и работать с полной отдачей сил -
а тут бездельник и бродяга по имени Айк требовал суммы, которая, по самым
скромным подсчетам Теллона, соответствовала коэффициенту "десять".
- Ты сам знаешь, что это безнравственно, - сказал Теллон, гадая, есть
ли у него столько денег. Он забыл пересчитать банкноты в пачке,
позаимствованной у "Персидского кота".
- Вот если бы я взял деньги, пока ты спал, и слинял с ними, тогда это
было бы и вправду безнравственно.
- Ты наверняка проверил, что деньги у меня есть. Коли на то пошло,
сколько там в моем мешке?
Айк попробовал изобразить смущение:
- По-моему, часов девяносто.
- Тогда как же я смогу заплатить тебе сто?
- Ну... там еще радио.
Теллон нервно рассмеялся. Он догадывался, что ему еще повезло. Он был
слеп, из-за раны между лопатками при каждом движении его тело немело от
мучительной боли. Четверо бродяг играючи могли бы обчистить его ночью,
пока он спал; строго говоря, было вообще поразительно, что в обмен на его
деньги они намеревались хоть что-то сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64