А Ганс-Иоахим Лерке, доведенный до исступления еще ранее городскими насмешниками, увидев портрет, вспомнил, как художник погрозился ему о том, как он может повернуть свою кисть, и от лютой злобы совершенно потерял разум. Он бежал без остановки до самого своего дома, а оказавшись дома, там не остался, а ринулся в мастерскую, запряг коней, выбрав лафет с установленой на нем парой лучших орудий, и взяв порядочный запас пороха и ядер, помчался, загоняя коней, вы конечно уже поняли куда? Обезумевший от злобы и жажды мщения канонир подъехал со своими орудиями к дому Мортимера ван дер Вейдена и начал расстреливать его из орудий в упор. По счастью, домашние фламандца в это время были вне дома, и никто не был убит, но к тому моменту, когда Ганс-Иоахим Лерке был связан и увезен в городскую тюрьму, от дома художника осталась лишь куча чадящих обломков и пепла. Ганс-Иоахим Лерке был все же очень хороший канонир, и пушки его слушались, как никого другого.
И как ни прискорбно, именно это обстоятельство, вместе со всеми другими, побудило суд и городские власти передать это необычайное дело для изучения и приговора в инквизицию и епископат. А там, как и следовало ожидать, дотошно вспомнили и изучили каждую мелочь. Вспомнили, как искусен Ганс-Иоахим Лерке в орудийной стрельбе, вспомнили также его надменность и высокомерие. Вспомнили, при каких обстоятельствах сын канонира получил свое увечье, и нашли их подозрительными. Стало несомненно ясно, что страшное увечье лица Райнара Лерке, сына канонира, было платой канонира дьяволу за его помощь и содействие. Также вспомнили, что когда канонир уже должен был проиграть кулачный поединок, как пришла к нему победа – и тут явно без нечистого не обошлось. Ну и главное – вспомнили те ужасные изменения на портрете, которые обнаружились в зале суда.
Бесспорно, в обоих случаях увечье правой стороны лица было печатью дьявола, вошедшего в сговор с канониром, хотя было также очевидно, что сын его получил эту печать не по своей вине. И посему решили, что даже и половины этих свидетельств вполне достаточно, чтобы бесспорно доказать, что канонир Ганс-Иоахим Лерке связан с дьяволом и действует по его наущению.
Ганс-Иоахим Лерке был переведен в подземелье епископата, там был несколько раз пытан и сознался во всем, что ему вменялось в вину – в непомерной гордыне, в ереси, калечении собственного сына, и в тайных сношениях с дьяволом. Была ему определена казнь – сожжение на костре или сварение в кипящем масле, на выбор казнимого. Ганс-Иоахим Лерке выбрал костер.
Все горожане собрались на площади, чтобы поглядеть, как будут сжигать канонира. Сожжение было назначено поздней ночью, чтобы очистительное пламя костра было видно многим и сильнее устрашило дьявола, который, без сомнения, шныряет по людским сердцам, ища легкой добычи, где только можно. Костер разгорелся огромный, и искры от него возносились высоко к небу. Стоявший рядом каноник подсказывал канониру слова покаяния, пока огонь еще не добрался до него, и он в силах был говорить. Но Ганс-Иоахим Лерке упрямо молчал. А когда огонь подошел ближе, когда языки пламени начали лизать тело канонира, и он скорчился в смертной, огненной муке, внезапно раздался сильнейший взрыв, и костер разметало по площади. Несколько человек поблизости, в том числе и несчастный каноник, были тем взрывом убиты насмерть, а падающими ошметками и уголями от костра многим людям на площади причинило раны и ожоги, притом многим даже весьма тяжкие.
По характеру взрыва стало совершенно ясно, что дьявол на этот раз был ни при чем, а дело было в изрядной доле пороха, который непонятно каким образом попал в тот костер. Покойный канонир Ганс-Иоахим Лерке, понятно, никак не мог покинуть подземелья и положить порох в костер. Подозрение пало на сыновей канонира, которые, возможно, желали облегчить страдания отца, однако же, доказать этого никто не смог. А потом город потрясла еще одна таинственная и зловещая новость. Ужасный портрет канонира, хранившийся все это время в суде, в ночь казни таинственным образом исчез, и замок в двери был не поврежден, и сторож ничего не заметил. Люди поговаривали шепотом, что это де вовсе не канонира сожгли в ту ночь на костре, а его оживший по велению дьявола портрет, а самого канонира забрал дьявол и определил его пребывание там, где никто не знает, но слава Господу, подальше от Брюккенсдорфа!
Художнику же городские власти посоветовали как можно скорее покинуть Брюккенсдорф. Хотя мало кто подозревал, что нечеловечески страшный и к тому же таинственно исчезнувший портрет сожженного еретика Ганса-Иоахима Лерке – дело рук фламандца, сочли целесообразным удалить его как можно дальше от места события, чтобы не волновать почтенных горожан, и надо полагать, это было достаточно разумно. А так как художник уже все равно потерял свой дом, он не должен был так сильно пострадать от переезда в другие места. Фламандец собрал кое-какой скарб, сходил на исповедь, причастился, а потом он и его домашние облачились в дорожные одежды и навсегда уехали из Брюккенсдорфа. Дальнейшая судьба Мортимера ван дер Вейдена никому не известна.
Вы теперь спросите, а точно ли сам дьявол переписал портрет, пока он стоял в мастерской фламандца? Можно ли быть уверенным, что художник и вправду не приложил к портрету свою руку? Наверное, да, можно. Скорее всего, да, конечно можно! Ведь фламандец, увидев портрет, сам был ни жив, ни мертв от страха, и немедленно поклялся на Библии, что это дьявольское творение – не его рук дело, и вообще дело не человеческих рук. Разве не может такая клятва дать нам необходимую уверенность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12