- Поди стосковался по дому-то?
- Как не стосковаться, - угрюмо ответил тот. - Не своей охотой...
Солдатня да офицеришки чуть на штыки не подняли: на трех подводах ехать
пришлось, все хозяйство бросил: бабу да шестерых ребят. - Мужик сглонул
обиду, отвернулся и раздраженно засопел. Потом сказал: - Думай не думай,
а бежать надо... Что бог даст.
Юноша улыбнулся:
- С тобой, дядя Лука, будет не страшно. Силенка, кажись, есть в те-
бе...
Домой Николай Ребров возвратился к вечеру, поел вареной картошки с
полуржаным, полукартофельным хлебом и, час отдохнув на койке, направился
к поручику Баранову.
- Честь имею доложить вашему высокоблагородию, что пакет вручен,
двухнедельная ведомость проверена, в наличности имеется муки 32 п. и
жмыхов 7 1/2 пуд.
Офицер сидел в рваном кресле у письменного стола, что-то записывал в
памятную, с черепаховой оправой, книжку. Он в валенках и ватном халате с
желтым шелковым поясом. На столе коньяк. И сам поручик порядочно выпив-
ши.
- Вот что, Николаша, - повернулся он к юноше. - Зови меня Петром Пет-
ровичем. Очень просто: через неделю - фють! - я направо, ты налево. Лик-
видация заканчивается. Что? А твое дело с этим прохвостом тоже ликвиди-
ровано. Генерал сказал Белявскому: "жаль, ротмистр, что вы подали в отс-
тавку, а то бы..." - и погрозил пальцем очень-очень выразительно.
- Почему в отставку? - спросил Ребров.
- На баронессе женится. Она богачка. На кой чорт ему служить, лоб под
пули подставлять, на фронте вшей кормить? Да ты, Николаша, садись. Ну,
выпьем, Николаша... За юность... Ээ, люблю юность!.. Вся наша надежда.
Да ты не морщись, пей, это коньяк... А знаешь что? Чорта с два, чтоб я
позволил Белявскому жениться.
- А разве это зависит от вас? - и юноша почувствовал, как от вина
стало загораться истомой его тело.
- Конечно же зависит... Ты слыхал, как колдуны свадьбы портят?.. А я
колдун... - он снял с бритой головы тюбитейку с кисточкой, для чего-то
помахал ею в воздухе и опять надел. - Да, брат, колдун, форменный: хому-
ты наставляю, килы сажу... Пей еще, редко ходишь...
- Я, Петр Петрович, много не могу.
- А я много и не дам. Вот по бутылочке выпьем и... - он поднял палец,
- и... довольно.
- Что вы, что вы!..
Поручик строго взглянул в лицо юноши стальными, быстрыми глазами и
молча подал ему письмо-секретку с вытесненным баронским гербом.
- Читай, пока не пьян. А ну, вслух. Приятно...
Николай Ребров потолстевшим языком неповоротливо прочел:

"Милостив. Гос. Поручикъ Барановъ.
Вашъ поступокъ более чемъ некорректный, онъ наглый. Если въ васъ име-
ется честное имя и такъ называемая "мундирная честь", которую такъ пре-
зиралъ мой покойный мужъ баронъ фон-Берлаугенъ (онъ вообще ненавиделъ
все русское, особенно военный кость) - то Вы обьязанны или извиниться
предо мною, что Вы нагло налгалъ или доказать документально Ваши гнусные
слова.

Баронесса Э. фон-Берлауген.

P.S. Ротмистръ Белявский объ инциденте ничего не знаетъ".

- Точка! - крикнул ад'ютант. - Ха-ха-ха! Безграмотно, а ловко вкруче-
но. Понял? Нет? Ну, потом поймешь. Дай сюда! - Он разорвал письмо в лап-
шу, а клочок с подписью баронессы сжег, пепел стряхнул в рюмку с
коньяком и выпил. - А я любил ее, дуру... Любил, любил, - гладко выбри-
тое прочное лицо его вдруг горько заморгало. Потом порылся в письменном
столе и достал валявшийся среди хлама орден Станислава с мечами. - На,
повесь на гвоздик, вон на той стене. - Юноша повесил. - А почему я ее
любил? - спросил ад'ютант, опять снял тюбитейку, покрутил на пальце и
вновь надел. - Не по любви любил, а оттого, что вот здесь было пусто, -
он ударил ладонью против сердца и закрыл глаза.
Николай Ребров не знал, о чем говорить. Он пьянел. Ему захотелось об-
нять Петра Петровича. Но он постеснялся и, вздохнув, сказал:
- Я тоже несчастный... Я, Петр Петрович, тоже люблю... Двух люблю, и
не знаю, которую больше...
- В самделе? - не открывая глаз, сонно спросил поручик и вдруг ожил.
- Ну, гляди, - он вытащил из-под кучи бумаг браунинг, быстро повернулся
вместе с креслом и, не метаясь, два раза грянул в крест. Юноша вскочил и
вскрикнул. Поручик подвел его за руку к стене, на которой качался прост-
реленный орден. - Видал? В центр?.. А ты не веришь, что я колдун, - за-
хохотал как-то неестественно, давясь и перхая.
Николай Ребров, покачиваясь от коньяка и перепуга, изумленно прошеп-
тал:
- Удивительно метко... Сейчас прибегут...
- Кто? Хозяева?.. Все ушли... - офицер вскинул руку вверх и как пи-
фия. - Вот так же я, великий маг, страшный колдун, разведу их свадьбу!
- Чью? - спросил Николай. - А, знаю. Ой, не надо, Петр Петрович, не
надо...
Плавали рваные струйки сизого дымка, пахло тухлым яйцом, винным чадом
и в'евшейся в предметы копотью плохих сигар. Лицо ад'ютанта стало сосре-
доточенно и хмуро. Он поймал тонкими искривленными губами трубку и зады-
мил.
- Когда бежишь, Николаша? - по-трезвому спросил он и не дождавшись
ответа. - А я его проучу... Я ему покажу, собаке!..
- Кого это, Петр Петрович? - взволнованно спросил Николай...
- Да этого... Как его... барбоса... Ну, этого... Белявского, - разма-
хивая полами халата, то сгибаясь, то выпрямляясь, он быстро зашагал из
угла в угол. - Я изрешечу ему череп... Я его... Ты знаешь... какой это
стервец? Насиловал крестьянских девок, девчонок, баб, там, во время на-
шего знаменитого похода... И с какой наглостью, с какой жестокостью!..
А, попробуй, вступись отец или мать - петля!.. Однажды, пьяный, изнаси-
ловал шестидесятилетнюю просвирню, а потом застрелил... Это садист ка-
кой-то, исчадие ада!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43