В самом селе электрик влезал то на
один, то на другой столб и трогал электричество.
Пантюха несколько раз поднимал было обрез, чтобы снять электрика со
столба, но обрез был враль - с трех выстрелов только одного и забирал, а
обнаруживать себя, раньше времени и даром, Пантюха не хотел.
Оцепенение нашло на него, веки смыкались. Незаметно из овратитель-
ного звона мух выделился разноголосый, рокочущий рев. Пантюха вздрогнул,
приподнялся из лопухов и взглянул на залитую солнцем дорогу: из леса к
селу ползла разноцветная лента какой-то толпы.
Это была банда некогда известного художника, а ныне бандита Витьки
Тихомирова.
Дюжие, вполпьяна для куражу молодцы сшибали шашками репейник, гарцуя
на лоснящихся конях; в дрожащем от зноя воздухе колыхались знамена и
хоругви кисти Витьки Тихомирова, изображающие самого Витьку Тихомирова,
насупленного Нестора Махно, Бакунина, князя Кропоткина с топором в руке,
Че Гевару, Джека Потрошителя, Бонни и Клайда и многих других - только
Саши Жегулева не было на этих хоругвях, о чем уже и раньше знал Пантюха.
Бойцы у Витьки были самых разных мастей - больше всего, конечно,
было усатых, румяных, с пьяными красными рожами, поющих "Ударили Ваню
кастетом". Но была, например, группа молодчиков в черных рубашках, горла-
нящих "Джовеньезу" ( а кое-кто из них осторожно мычал "Хорста Весселя"),
поодаль ехали с усталыми, грустными лицами ребята в конфедератках, поющие
"Красные маки под Монте-Кассино"; с ненавистью глядели они на
чернорубашечников, а на них самих свирепо поглядывали самоварные рожи
бандитов с самодельными Георгиевскими крестами.
Не было у Витьки в отряде только толстовцев, ментов не было, шпионов
всяких. Но особенно Витька не любил буддистов. Три раза брал Тихомиров
приступом город Нирваново-Вознесенск, гнездо и рассадник буддистской
заразы, и вырезал всех буддитстов вчистую, и три раза город отстраивался,
наезжали на ласковых баб-ткачих мужики (буддитсты, как утверждал Витька),
и снова вел Тихомиров свой отряд раскулачивать город Нирваново-
Вознесенск, третий раз за одно лето.
За бойцами ехало пропасть накрашенного бабья на телегах и десятки
подвод обоза - с семенным зерном, бочковой свининой, ящики с самогоном,
шампанским и водкой "Золотое кольцо", штуки тканей и югославских обоев,
запчасти автомобилей, мебель, посуда, стереоаппаратура.
Особенно держалась подвода менее ширпотребных товаров, предметов
обихода лично Тихомирова: краски,гипсовые статуи, портрет батьки Махно на
велосипеде, реквизированная в краеведческом музее картина "А ля рюс"
американского, видимо, художника Э.Кэбпэкоба ( подписанная латинскими
буквами: A. CABPACOB ).
Банда подъехала к селу. Витька махнул рукой. Отдельные голоса
замолкли и после нескольких секунд молчания гнусный голос запевалы заныл
где-то посередине колонны:
Нинка как картинка с фраером гребет.
Дай мне, Кенарь, финку, я пойду вперед,
поинтересуюся, а шо это за кент...
И сытые, распираемые удалью бандиты брызнули, как гнилой апельсин,
не дожидаясь конца куплета припев ( впрочем совсем из другой песни ):
А водки сьем бутылочку,
взграмаздюсь на милочку,
а потом в парилочку,
т-т-ттваю мать!
Банда въехала в село. Девки высыпали на площадь перед почтой и
раззявя рот любовались на сытые морды бойцов. Какой-то старик на костылях
притащил каравай хлеба с полотенцем и, утирая слезы, подал Тихомирову.
И Пантюхе Мокрому так обидно было глядеть на эту зажиточную
вольницу, что он матерясь растолкал баб, и вплотную подошел к Тихомирову.
- Харю разворочу! - задыхаясь, крикнул он.
Все замолкло. Старик с караваем престал плакать и попятился за баб.
Витька важно поправил попаху и, кашлянув, разгладил усы.
- Трись ты своими папахами! - крикнул Пантюха, - Банты еще нархист-
ские нацепил, бандит!
Витька Тихомиров склонил голову назад и поднял одну бровь гораздо
выше другой. Тотчас к нему, спешившись, подбежал бледный, гнилой юноша в
ленноновских очках.
- Пантюха Мокрый, из жегулевских, - шепнул юноша Витьке.
Витька кашлянул, поправил пулеметные ленты на груди и важно, как
ласковый барин холопу, сказал:
- Что же ты меня ругаешь, дружок? Чем же я хуже твоего Сашки?
Пантюха заскрипел зубами и сжал кулаки:
- Сашка светлый, свету дете! Сашка положительное имя стало, мы с ним
совесть народную упромыслим, а ты за нами вылез, как вошь на гребень!
Ишь, "Чем я хуже"! Ты бандит и вор, вон ряху-то наел на грабленных сель-
по, а мы в отряде по три дня не жрамши!
- Как же нам не экспроприировать? - вмешался в разговор бледный юно-
ша-анархист, - ведь мы, также как Жегулев, выступаем с прикладной иници-
ативой ультрапарадоксальной фазы тотального отказа!
- А?! "Астрал-ментал", с-сука! - с лютой злобой сказал Пантюха, гля-
дя на анархиста, - Эх, вот на кого патрон бы стратить! Слыхал я про тебя,
гнида, да руки не доходили.
- Скажите, Пантелей, у вас есть определенная политическая программа?
- спросил юноша, ко многому привычный.
- Сколько ни есть, вся наша
- Но вы могли бы сформулировать?
- Коли я кому сформулирую, дык он не встанет, а программа наша
проста: сегодня ты живой, а завтрб тебя нет.
- Ты, дурак, думаешь мы крамольничаем? - продолжал Пантюха, обраща-
ясь к Витьке, - мы не крамольничаем, мы горюшко народное невосплакучее
слезами омываем, для народа радеем! А ты уркаган, тебя в тюрьму надоть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25