прежде всего нужно поместить бутылочки в стальную оболочку, предохраняющую их от толчков и давления. Такой контейнер позволял мне просто выбросить их во время полета над морем. Тогда задание можно было бы выполнить другим способом. Допустим, устранение Штрассера можно было поручить наемному исполнителю. Мысль о том, чтобы выбросить бутылочки в море, несколько успокоила меня. Д-р Шт. сообщил, что содержимое их будет «жизнеспособным» самое большее два года. Стальные капсулы могли пролежать в море двадцать-тридцать лет. Таким образом, я мог со спокойной совестью бросить их в море.
Я срочно связался с руководителем технического отдела. Он глубокомысленно взглянул на бутылочки, которые я осторожно поставил перед ним на письменном столе. После этого он сказал, что считает возможным изготовить такие стальные капсулы, но это займет тридцать шесть часов. То, что я слышал теперь, было мне гораздо приятнее, чем лекция, прослушанная несколько часов назад. «Я достану вам две стальные капсулы, выложенные изнутри каучуком. Эластичная прокладка защитит их от любого удара и так плотно охватит горлышко бутылок и пробку, что раскрыться они не смогут. Если все же возникнет опасность утечки, жидкость впитается в пористую массу. Кроме того, стальные капсулы будут так завинчены, что предохранительный запор сделает невозможным случайную разгерметизацию».
«И сколько могут пролежать эти стальные капсулы в морской воде невредимыми?»
«Если использовать высокопрочную легированную сталь, почти бесконечно долго».
Через сорок восемь часов я засунул обе бутылочки, помещенные в сверкающие капсулы, в карманы брюк и отправился в Португалию. Из предосторожности я поручил одному из наших агентов встретить меня на аэродроме в Лиссабоне, чтобы в случае обыска я мог незаметно передать ему бутылочки. Но португальская таможня ничего не заметила. Капсулы я сразу же поместил в сейф одного из наших филиалов. Через несколько дней я уже организовал розыск Отто Штрассера, приказ об аресте которого я пустил ходить по рукам обширного круга людей, охватывавшего около двух тысяч человек. За квартирами, адреса которых мне сообщил Гейдрих, было установлено особенно пристальное наблюдение. Все это должно было обеспечить поимку Штрассера, если только он вообще находился в Лиссабоне. Но прошло двенадцать дней, а мы так и не обнаружили ни малейших следов его пребывания. Ежедневно такая крупная операция влетала нам в копеечку. Каждый второй вечер на квартире своего португальского друга я производил выплаты необходимых сумм. Не будь у всей этой истории такой отвратительной подоплеки, эта поездка была бы для меня неплохим развлечением, приятной сменой обстановки. В один из таких платежных дней мне удалось обогатить свой опыт, узнав, как ловко можно вымогать деньги.
Так, например, один полицейский чиновник привлек к слежке свою подругу, к чему я отнесся одобрительно, ведь чем шире был мой информационный базис, тем лучше. Но когда он в вознаграждение потребовал для нее дополнительно две пары туфель взамен изношенных при выполнении наших поручений, я, рассмеявшись, не мог не оценить его деловой сметки.
Через две недели я начал осторожно наводить Берлин на мысль, что Штрассера не может быть в Португалии. При этом я предложил сохранить созданную мной систему наблюдения, чтобы она продолжала действовать и без меня. С напряжением ожидал я ответа. Через два дня по радио сообщили: «С предложением согласны, Гейдрих».
Я так и подпрыгнул от радости. Руководителю нашего центра в Лиссабоне я дал указание подождать еще три недели и если Штрассер так и не появится, отправиться на морскую прогулку на моторной лодке, захватив с собой обе стальные капсулы, и выбросить их в воду по возможности дальше от берега. Выполнение этого поручения он должен был гарантировать своим честным словом. Если же Штрассер в это время появится в Лиссабоне, он должен был сразу же вызвать меня по радио из Берлина. Тогда мы бы вновь обсудили необходимые меры.
Торопясь изо всех сил, я вернулся в Берлин. Через несколько недель слежку по моему предложению прекратили. К тому времени Гитлер занялся гораздо более важными делами — его заместитель Рудольф Гесс улетел в Англию, что произвело в Берлине впечатление разорвавшейся бомбы. Это случилось 10 мая 1941 года.
Теперь меня почти беспрерывно вызывали на совещания между Гиммлером и Гейдрихом. Сам Гитлер, говорили, был совершенно обескуражен случившимся и был не в состоянии как-то реагировать на него. Используя такое состояние Гитлера, рейхсляйтер Мартин Борман сумел сделать решающий для своей карьеры шаг, благодаря которому он отныне завоевал доверие Гитлера. Он изобрел тезис: «Гесс сошел с ума». Именно он посоветовал Гитлеру дать такое объяснение в первом официальном коммюнике. Правда, при этом не подумали, что может возникнуть вопрос — как же сумасшедший мог столь длительное время быть заместителем фюрера? Когда я сообщил Гиммлеру свои сомнения по этому поводу, — я сказал ему, что немецкий народ слишком умен, чтобы поверить в такое, — он покачал головой и ответил: «Теперь уже слишком поздно».
Теперь Гитлер воспылал жаждой расплаты — от него беспрестанно исходили указания о каре причастным к этому делу. Мюллер был здесь в своей стихии. Он привел в действие весь подвластный ему аппарат, вовсю используя предоставленные ему полномочия. Все, кто окружал бывшего заместителя Гитлера — от адъютанта и его друзей до шофера — были арестованы. Дай Мюллеру волю, он бы арестовал весь персонал аэродрома и технических директоров авиастроительной фирмы «Мессершмитт», так как Гесс улетел на самолете марки «мессершмитт».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170