Даже попытка уведомить из Берлина д-ра Штернбуха оказалась безуспешной.
(Имя автора этих записок не удалось установить. Аналогичный эпизод упоминается в книге «История Йоэля Бранда», вышедшей в издательстве Кипенхойер и Витч).

«… Летом 1943 года меня в Терапии (Турция) посетил г-н Шелленберг. Поскольку я считал, что он пользуется доверенностью Гиммлера, то использовал это обстоятельство, чтобы обсудить с ним общее положение рейха, уже тогда вызывавшее большие опасения. Прежде всего я попытался выяснить, склонен ли его шеф Гиммлер к тому, чтобы, используя свое влияние на Гитлера, изменить германскую политику в Европе коренным образом, в особенности в оккупированных областях России. Во время беседы у меня сложилось впечатление, что впервые передо мной сидел человек, занимающий пост начальника иностранной разведки, один из высокопоставленных чиновников СС, который смотрел на роковой вопрос об окончании войны без предвзятости, объективно. Со стороны г-на Шелленберга не встречали возражений мои высказывания, смысл которых заключался в необходимости подумать о переговорах с Западом относительно изменения политики „безоговорочной капитуляции“, возможных лишь при условии, что с нашей стороны будут выполнены определенные обязательства, прежде всего касающиеся радикального изменения политики в отношении христианских церквей, расового законодательства и методов управления оккупированными восточными областями, не имеющих ничего общего с принципами цивилизованного общества. Любой другой чиновник его ранга воспринял бы мои слова как „предательское пораженчество“. Поэтому я пришел к убеждению, что Шелленберг хорошо представляет себе катастрофу, грозящую Германии и всей Европе, и попытается по мере своих возможностей способствовать изменению нашей политики».
Гармиш, 6 июня 1948 г.
Подпись — Франц фон Папен.

***

17 апреля 1947 года
Уважаемый г-н Тревор-Ропер!
От одного своего английского друга я получил Вашу книгу «Последние дни Гитлера», которую я прочел с большим интересом. Я надеюсь, что Вы позволите мне высказать свое мнение относительно некоторых мест в Вашей книге.
Портрет Гиммлера, нарисованный Вами, очень интересен, и я во многом согласен с Вами. На стр. 22 Вы пишете, что «Гиммлер был неспособен мыслить». Я не думаю, что это верное замечание. Я четыре раза встречался с ним, беседуя по два часа, и не считаю, что он был таким ничтожным, каким Вы его изображаете. Напротив, я не раз говорил, что он мог бы достичь многого, если бы его способности были направлены на совершение добрых, а не злых и ужасных дел, — чего он, разумеется, сделать не мог. Я не знаю, видели ли Вы его когда-нибудь, но знаю, что мое мнение разделяет такой человек как епископ Бергграв из Осло, который, как Вам, видимо, известно, не имеет ни малейших поводов, чтобы ломать копья из-за Гиммлера.
Другой человек, относительно которого Вы также придерживаетесь невысокого мнения, Канарис. На стр. 27 Вы характеризуете его как «сомнительного политического интригана». На стр. 37 Вы в то же время говорите, что он «занимал среди заговорщиков выдающееся место», что доказательства его вины были неполными, и что он был казнен за участие в заговоре против Гитлера. По моему мнению, страницы 27 и 37 противоречат друг другу.
Я никогда не встречался с Канарисом и поэтому не могу составить о нем своего личного мнения. Однако я слышал от друзей в шведской миссии в Берлине, что Канарис был исключительно способным человеком, которому удалось одновременно сохранить свои позиции в абвере и сотрудничать с заговорщиками.
Вас не должно приводить в замешательство то, что я упоминаю в этом письме и имя Шелленберга. На стр. 82 Вы пишете, что «нецелесообразно цитировать тщательно составленную автобиографию Шелленберга», как это сделал я в своей книге. Мне все же кажется, что Вы совершаете в своей книге именно такую «ошибку», цитируя неоднократно Шелленберга на стр. 93 — 97. В примечании на стр. 146 Вы, кажется, больше доверяете его версии, чем моей. Я не думаю, что мне изменяет память, когда говорю, что Шелленберг 23 апреля во второй половине дня в саду шведского консульства во Фленсбурге сообщил мне, что Гиммлер просит о дальнейшей встрече со мной, так как он после телефонного разговора с Шелленбергом, состоявшегося в тот же день, намеревается капитулировать на Западном фронте. Я согласен с Вами, что Шелленберг до известной степени вел себя наивно и что его восхищение Гиммлером остается непонятным. Но сравнивать его по его интеллигентности и другим чертам с Риббентропом я считаю ошибкой. Пусть он был оппортунистом, здесь я с Вами полностью согласен, но то, что он уже в начале 1942 года начал оказывать содействие шведским кругам и другим странам в освобождении заключенных и военнопленных из концлагерей Германии, подтверждает, по моему мнению, то, что если он и был оппортунистом, то достаточно разумным, чтобы уже тогда понять, что Германия проиграет войну. Я не думаю, что это свидетельствует о том, что он был «простофилей» (см. стр. 255).
На стр. 247 Вы говорите, что Дениц «снял нацистов с занимаемых ими постов». Шелленберг, который, разумеется, был нацистом, именно в этот период получил подписанные Деницем чрезвычайные полномочия на ведение в качестве «специального посланника» переговоров о сдаче немецких войск в Норвегии, Я сам видел этот документ, кроме того, Шелленберг пользовался моим телефоном в Стокгольме для неоднократных переговоров с Гиммлером, который тогда находился в Галене и Фленсбурге. По моему мнению, Шелленберг был прав, говоря, что Гиммлер —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170