Что делать: хочешь денег – умей кланяться. Онисимов привык – на паперти.
Пустынцев накануне пил мало, а потому был в форме и в настроении. Предыдущий разговор он, наоборот, ничуть не помнил: мало ли кого и куда он послал – обо всех помнить, в мозгах места не хватит! Кому надо, звонят снова – как новенькие.
А рекламный заряд в смерти Зои Пустынцев распознал сразу – с первых же слов этого пронырливого Оркестра. И принялся распоряжаться:
– Сделаем ей настоящие похороны! Уж на такой-то случай я телевизионщиков залучу! И чтобы остались от девочки нетленные мощи. Это я организую.
Пустынцев знал, что когда недавно убили бензинового короля Кирдянова по прозвищу Крэг, из Москвы выписывали спеца, который набальзамировал убиенного по ленинскому рецепту – хоть свой мавзолей открывай! В церкви Пустынцев смотрел на Крэга, казавшегося в гробу совсем живым, и думал, что такая же участь грозит ему самому: пуля неуловимого киллера, а потом похороны по высшему разряду с приглашением бальзамировщиков, с положением в модный итальянский гроб и установкой памятника в полный рост работы скульптора прямо из Академии художеств. Так живо всё вообразил, что его едва не стошнило.
И он обрадовался возможности переключить всю эту индустрию на убиенную праведницу, прикрывшую собой того самого молодого пророка, который, Пустынцев верил всё глубже на трезвую голову, спасет его от участи Крэга.
Специалист прибыл немедленно, Зою извлекли из унылого судебномедицинского морга и налили глицерином и уксусной кислотой так успешно, что она выглядела куда красивее, чем ей удавалось при жизни. Ну уснула ненадолго прекрасная невинная девушка! В таком виде её и выставили напоказ. Пустынцев арендовал для этого ДК Пищевиков, который давно знать забыл пекарей и кондитеров и сдавал свой зал под любые собрания, лишь бы платили за аренду. И проплатил телевидение.
Когда все было готово, Пустынцев первым подошел к гробу, посмотрел сверху на красивую набальзамированную Зою.
Постоял, выпил. Санитары в морге привычно пьют над покойниками, а вот теперь и он причастился – фруктовый король. Зоя лежит мертвая – а он стоит живой. Это обостряет восприятие.
И вызывает желание добавить ещё. Подсуетившемуся Онисимову приказал:
– Ну ты, играй марш, раз назвался Оркестром.
– Сейчас запустим, сейчас запустим, – заторопился Онисимов. – Ребята колонки поставят.
– Играй марш Мендельсона. Может, я обручусь со святой.
– Неудобно, Серёжа, – засомневался было Онисимов.
– Я плачу, я и заказываю. Пусть у нас будет гроб с веселой музыкой.
Разыскали где-то пленку со свадебным маршем, но в это время вошел Дионисий.
– Чего вы, с крыши съехали? Меняйте пластинку.
– Это я приказал, – довольный собой сообщил Пустынцев.
Дионисий посмотрел удивленно. Он уже привык, что Он – Сын Божий, и всё делается по воле Его.
– Приказываю Я. А все стоят смирно и отдают честь. Если не нравится – уматывай. Полгорода приползет на брюхе, а Я подумаю, у кого брать, а кому сапогом в морду.
Дионисий смотрел, ничуть не сомневаясь в Своем праве.
Пустынцев попытался было выдержать взгляд Светлого Отрока, но опустил глаза, пробормотал:
– Да я чего, я так…
Онисимов оценил баланс сил – и побежал менять кассету.
Приехавшая с камерой Светлана Саврасова сразу забыла свой профессиональный цинизм и прониклась восторгом перед подвигом любви и самопожертвования. И златокудрый Дионисий в своей яркосиней накидке так красочно смотрелся над гробом!
Наконец-то Светлана увидела чистых убежденных людей – после всех осточертевших ей политиков, богатеев, манерных художников!
Дионисий стоял в изголовьи усопшей, ему прислуживал маленький трогательный Миша в накидочке тоже синей, но потемнее. Из той же материи сшили спешно спецодежду и для Нины с Натальей, и для Онисимова, но на Мишу смотрели особенно умиленно – почти как на самого Учителя и спасшую Его первомученицу.
– Как живая лежит! – повторяли почти все, подходившие ко гробу.
– Праведница Зоя пожертвовала своей молодой жизнью ради света новой истины, ради торжества Последнего Завета, который Я послан поведать миру! Вся наша Вселенная, вся наша Земля, мы все, люди на Земле, созданы любовью Божественных Супругов – Бога-Отца и Богини-Матери! Поклонитесь Небесной Чете, поступайте по совести с ближними своими! Вступайте вслед за сей праведницей, принявшей мученическую кончину, в Храм Божественных Супругов!
– Вступайте в Храм Божественных Супругов, – откликался тут же Онисимов.
Он стоял около маленького столика, покрытого синим сукном, и давал каждому, кто подходил к нему, съесть кусочек красного желе, а затем награждал темносиней повязкой с буквами ХБС.
Тут же стояла урна для голосования, приспособленная под сбор пожертвований.
Подходили многие – и считались таким образом вступившими в Храм.
Через три часа Дионисий с Онисимовым отошли отдохнуть в комнатку за залом, служившую некогда артистической, а при гробе и у столика, где раздавали кусочки желе и синие повязки, остались Нина с Натальей.
– Идут обращенные, – удовлетворенно потянулся в старом пыльном кресле Онисимов. – Уже больше ста повязок роздал, по ним считать удобнее. – А ещё сколько подойдет. Мы ведь можем до ночи не закрываться.
Он достал термос и бутерброды.
– Давай подкрепим растраченные силы.
Дионисий сидел в таком же пыльном, но удобном кресле.
Ему всё нравилось. Нравилось то, что вот сотни, а может, и тысячи людей пришли и придут, услышат Его слово, и значит, Храм действительно существует отныне – а вместе с Храмом укрепилась и новая Его жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108