- Так грозен - просто мурашки по коже... Только
понимаешь, Вить, этот запрет твой ну никакого значения не имеет. Я ведь
все равно не смогу, даже если ты разрешишь. Хромой и Кошка ведь эти самые
надписи на память не заучивали.
- Так... - Виктор сплюнул. - У Леонардо да Винчи, кажется, такая
картина есть: "Слезай, приехали".
- Ага, - Антон изловил в кулак запутавшегося в бороде кузнечика. -
Только это не у Леонардо, а у Шишкина. И называется эта картина не
"Слезай, приехали", а "Накося, выкуси".
Он поднес кулак к уху, вслушался: "Не хочет жужжать, стервец! Небось,
жрать хочет..." Потом прищурился на Толика:
- Слышь, археолог, а что, все-таки, у тебя в рюкзаке? И какого хре...
пардон, какого лешего ты выполз на свет божий такой весь из себя бледный и
трепетный? Просвети, а то ведь я от информационного голода и загнуться
могу.
Толик не ответил. Он расслабленно повалился на траву, замер, глядя в
небо.
А на небо плавно и неотвратимо опускался занавес вечера, занавес
зыбкой, неуловимо изменчивой синевы. Полупрозрачная, радостно-шелковая в
начале, все ощутимее наливалась она чопорной надменностью парадного
бархата. И золотое шитье заката червонело и гасло на грани темнеющей земли
и меркнущего неба, оборачивалось обветшалой парчой...
Толик прикрыл ладонью глаза, задышал глубоко и ровно, будто заснул. И
вдруг заговорил, и голос его был высок и непривычен:
- А ведь я действительно видел там привидение. То-есть даже не само
привидение, а работу его. Понимаете, я сначала не заметил ничего, очень
занят был - знаки снимал...
Толик вдруг сел, глянул на Антона круглыми, побелевшими от страха
глазами:
- Слушай, Зеленый... В среднем кармане рюкзака - "Конкорд". Будь
человеком, достань. Только так, чтоб сам рюкзак, упаси боже, не пошевелить
- только ты сможешь.
- Сказал бы я тебе, - Антон запустил в Толика кузнечиком, тяжело
поднялся. - Да неохота перлы своего красноречия на тебя транжирить.
Он пристроился рядом с Толиковым рюкзаком, осторожно взялся за пряжку
кармана. Наташа, не сводя глаз с его неожиданно аккуратных пальцев,
придвинулась к уху Виктора:
- А почему только он сможет?
- А он у нас сапер-самоучка. В раннем детстве нашел на даче немецкую
гранату и запрятал ее у соседа в куче навоза. А она там полежала маленько,
а потом - соскучилась, что-ли? - взяла да и рванула ни с того ни с сего.
При чем выбрала же, зараза фашистская, момент, когда сосед гостей по
участку водил - клубникой хвастамшись. Представляешь? Бабах - и все в
навозе с ног до головы.
Вот этот случай на впечатлительного Тошеньку так повлиял, что не
корми ты его, не пои, спать не давай, а дай только взорвать чего-нибудь -
благодетелем станешь. Он и в химики по этой причине подался. И достиг же,
негодяй, таких вершин мастерства в этом своем увлечении, что когда-нибудь
нас всех загребут за соучастие.
Антон между тем ловко выудил из недр рюкзака Толиков фотоаппарат -
"Конкорд-автомат" со встроенной вспышкой и какими-то там еще воплями
современной фототехники. Появление у Толика этой недешевой игрушки было
покрыто мраком неизвестности (Антон утверждал, что это плата за два года
безупречной работы на иракскую разведку).
Впрочем, не менее таинственным было происхождение многих вещей,
принадлежащих Толику, и разрешить эту загадку не представлялось
возможности. Обвинение в фарцовке он с негодованием опроверг, а достаток
его матери и собственная зарплата были весьма скромны. Так что есть еще
тайны на свете.
Антон сунул "Конкорд" в нетерпеливые руки владельца, снова присел к
костру, буркнул:
- Ну, давай, археолог, излагай.
Толик помотал головой, подергал себя за нос:
- Вот пристал... Репей бородатый... Ну, в общем, отснял я знаки, и
вдруг обнаружил, что пещера звучит. Тихий такой шорох, будто щебень мелкий
осыпается. Ну и перепугался же я - решил, что это завал плыть собрался. А
потом заметил, что камушки не из завала - со стены сыплются, вот.
Понимаете? С совершенно ровной стены - ни единой трещинки, ни единой
выбоины на ней - сами собой отслаиваются камушки. И не просто так, не как
попало... В общем, прямо у меня на глазах возник еще один знак, при чем
знак этот совершенно на прочие не похож. Остальные знаки, несомненно,
буквенное либо слоговое письмо, это сразу видно. А этот - явный петроглиф,
рисунок то-есть.
- Толик, ты лучше нам голову не морочь, - Виктор сломал несколько
спичек, прежде, чем сумел прикурить. - Слоговое письмо, петроглифы... Ты
прямо суть давай, ладно?
- Так это и есть самая суть, - Толик отобрал у Виктора сигарету,
глубоко, с присвистом, затянулся. - В общем, там изобразился очень
реалистичный рисунок: лук с натянутой тетивой и вложенной стрелой,
направленной вниз. Вот... И рядом - шесть одинаковых изображений стрел.
- И что же это такое, по-твоему? - Антон запустил в бороду обе
пятерни.
Толик поперхнулся дымом, прокашлялся. Снова заговорил - морщась,
вздрагивая всем телом:
- Да я так подумал: что-то под этим знаком закопано. На глубину
шестикратной длины изображения стрелы.
Он снова замолчал.
- Ну? - Антон нетерпеливо заерзал.
- Ну, и не ошибся я...
- Да что там было, хрен тебе поперек фотокарточки и нехорошего в
рот?!
- Кость, - Толик испуганно оглядел слушателей. - Большая такая.
Может, мелковатого медведя, а может - крупноватого человека.
Он помолчал, глядя на гаснущую в дрожащих пальцах сигарету, добавил
тихонько:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75