Русский комплекс напоминал старинный форт. Оборонительная стена из стволов молодых деревьев, очищенных от веток и коры, окружала высокую земляную насыпь. Русские солдаты широко распахнули ворота при приближении грузовика и тут же закрыли их за ним.
Первым, что увидела Хоффман, была виселица. Она стояла – слава Богу, пустая – в центре четырехугольника, очищенного от травы и листьев и окруженного булыжниками размером с голову.
Бревенчатые здания были еще не достроены; наиболее претенциозное – трехэтажное – возводилось по образцу старинного русского сельского дома.
Солдаты жестами предложили припарковать машину за длинным узким сараем. Мирский принял их без особых формальностей, за столом в восточном его конце. Внутренние перегородки отсутствовали; другие рабочие помещения и спальные гамаки были открыты всеобщему обозрению. Хоффман и Уоллес обменялись с ним рукопожатиями, и он предложил им парусиновые стулья. Морские пехотинцы остались снаружи, под охраной двух русских десантников.
Мирский предложил им чаю.
– Боюсь, что это поступило с ваших складов, – заметил он, – но чай хороший.
– Ваше строительство идет успешно, – сказала Хоффман.
– Давайте говорить по-английски, – предложил Мирский. – Мне нужна практика.
Он разлил темно-янтарный чай в три пластиковых стаканчика.
– Прекрасно, – похвалила Хоффман.
– Я не могу принять эти успехи на свой счет, – возразил Мирский. – Вы же знаете, что меня не было здесь, когда сделали большую часть работы.
– Всех интересовало… – начала было она.
– Да? Что именно?
Хоффман улыбнулась и покачала головой.
– Неважно.
– Нет, я настаиваю. – Глаза Мирского расширились. – Так что?
– Куда вы исчезли.
Он обвел их взглядом.
– Я был мертв, – объяснил он. – Потом меня привели в порядок. Я ответил на ваш вопрос? – Прежде чем Джудит успела что-нибудь сказать, Мирский продолжил: – Нет, не думаю. Ну хорошо, я не знаю. Для меня это еще большая тайна, чем для вас.
– Ну что ж, так или иначе, – улыбнулась она, – мы рады, что вы вернулись. У нас очень много работы.
Первым в повестке дня стоял вопрос о разгрузке транспортника с оборудованием и продовольствием. Он оставался в скважине с самой Гибели; экипажу было разрешено эвакуироваться, но еще не было достигнуто соглашение о том, как распорядиться грузом. Через несколько минут Хоффман и Мирский договорились об устраивающем всех варианте. Вооружение должно было остаться в пакгаузе буферной зоны; остальные материалы переправлялись в русский комплекс четвертой камеры.
– Нам нужны материалы для обмена не в меньшей степени, чем продовольствие, – подчеркнул Мирский.
Следующий вопрос касался статуса русской научной команды. Хоффман придерживалась мнения, что русским, пожелавшим остаться с западной командой, необходимо разрешить это; Мирский помолчав, кивнул.
– Мне не нужны люди, отвергающие мои принципы, – сказал он, напряженно глядя на женщин широко открытыми глазами, и дважды быстро моргнул.
Хоффман заглянула в свои заметки.
– На этот раз дела у нас идут лучше, чем в прошлый раз.
Мирский наклонился к ней, упершись локтями в колени.
– Я устал от дискуссий, – сказал он. – Я спокоен, как мертвец. Боюсь, это разочарует некоторых моих товарищей.
– Вы все время говорите, что были убиты. Это бессмыслица, генерал.
– Возможно, что и так. Однако это правда. Я не помню всего. Но я помню, что мне выстрелили в голову. Погодин говорит, что они… – Мирский поднял руки. – Вы можете сами догадаться, кто. Мне снесло полголовы. – Он помахал рукой возле правого уха. – Меня убили, а потом оживили. К счастью, я был безоружен, иначе оказался бы там, где сейчас Белозерский, Велигорский и Языков.
– И где же это?
– Точно не знаю. Возможно, под арестом. Похоже, Пушинка имеет средства для исполнения своих законов.
– Думаю, что это вполне возможно. Это означает, что Пушинка-город все еще способен принимать решения, выносить оценки и поступать в соответствии с ними.
– Мы должны следить за своим поведением, верно? – предположил Мирский.
Хоффман кивнула и вернулась к повестке дня. Один за другим в течение сорока пяти минут все пункты были обсуждены и закрыты.
– Мне было очень приятно, – сказал Мирский, вставая и протягивая руку. Хоффман крепко пожала ее, и генерал проводил их к машине.
– Как насчет виселицы? – спросила Уоллес, когда они ехали обратно к нулевому комплексу. – Как это следует понимать?
– Возможно, это лишь предупреждение, – лениво протянула Хоффман.
– Он похож на привидение.
Хоффман согласилась:
– Очень.

Глава 55

Из квартир в Аксис Надере все пятеро в сопровождении Сули Рам Кикуры и франта отправились к потоку, вокруг которого вращалась цилиндрическая секция. Транспортом являлась трехкилометровая пустая шахта. Падение напоминало поездку в лифте Пушинки и потому – к счастью – не было абсолютно неожиданным.
Меньше всего удовольствия это доставило Кэрролслн; она испытывала определенный страх – не перед самой высотой, но перед краями пропасти. Однако ей удалось собраться с помощью Лэньера и Рам Кикуры.
– Я же не какая-то проклятая старуха, – возмущенно заявила она, когда они падали.
Поток проходил через Аксис по трубе диаметром в полкилометра с сингулярностью в центре ее. Сотни и тысячи граждан расположились вдоль стен и группами плавали в воздухе на всем их пути. Рам Кикура и франт посовещались с инженером потока, женщиной-гомоморфом, которая, как и Ольми, была полностью автономной и обходилась без ноздрей.
Затем пятерку представили первому официальному лицу, министру Аксис Надера – седому бодрому ортодоксальному надериту, над левым плечом которого плавало японское восходящее солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167