Совершенно ничего не известно нам о человеке, который вместе с Михалеком перефотографировал карты, разве что одно — по возрасту он был старше остальных. Кстати, их поведение в тот момент свидетельствовало о желании сохранить факт перефотографирования карт в тайне, видимо от Мунди, так что они могли представлять интересы конкурирующей шайки. Темной лошадкой оставался и сын Хенека, взявший карты у брата Мачека.
Вскоре я с торжеством известила Алицию по телефону, что в Высоком Лесу (решила не называть по-немецки Хоэнвальде) обнаружилось дополнительное дерево с точкой на стволе, выросшее на сторожке у въезда в парк. В ответ Алиция сказала, что фамилию слуги сообщит в письменном виде. Интересный разговорчик, если бы компетентные органы подслушали, наверняка бы заинтересовались нами. Прямо шифр!
Поскольку и Алиция со своей стороны заверила меня в кристальной честности Настермаха, которого лично знала, я отбросила подозрения против этого человека, но тогда как объяснить, что в руках Фреди оказалась нужная нам штабная карта?
— Выходит, Мундя стащил только одну карту, — рассуждал Мачек. — Остальные прихватили Алиция и мой брат. Если бы штабная карта с Хоэнвальде исчезла вместе с Мундей, все было бы ясно, но она оказалась у Фреди.
— О Хоэнвальде знал еще и ординарец, — напомнила я. — Неплохо было бы раздобыть его фамилию и адрес. Имя обещала сообщить Алиция. Эх, если бы знать, каким образом у Фреди оказалась карта!
— Повтори еще раз весь разговор с ним. Я повторила слово в слово, и он очень не понравился Мачеку.
— С чего вдруг он спросил про фотографию карты? Постороннему человеку такой вопрос просто не пришел бы в голову. Наверняка он что-то знает, а карту тебе показал как приманку...
— Да что он может знать! Он намного моложе остальных и в те годы просто не мог принимать участия в махинациях, — возразила я.
— Сколько же ему, по-твоему, могло быть тогда лет?
— Да не больше шести.
— Ив этом возрасте он интересовался фотографией, пропадал в дядюшкиной фотолаборатории? И так хорошо запомнил твою Алицию?
— Насчет Алиции ты не прав, кто раз ее увидел, запомнит на всю жизнь. А вот все остальное... Наверное, наврал мне. Сказал, карта ему досталась от Настермаха.
— Не верю.
— Я тоже. Но если бы сказал, правду, если бы все это время карта провалялась у него, тогда самым подозреваемым оказывается ординарец. Только он один смог бы обойтись без этой карты. Впрочем, Мундя знал ординарца, они могли действовать вместе. А что касается Фреди... Тогда он действительно был слишком мал, но потом мог что-то услышать о богатствах, запрятанных немцами, и картах. Может, заинтересовался этим, сам принялся разнюхивать, может, связался с другой шайкой, из подросшей молодежи...
— Да, теперь молодежь пошла шустрая, — согласился Мачек.
Долго, на все лады обсуждали мы загадку. Слишком мало фактов, слишком много неясностей. Ясно одно: начатая много лет назад преступная деятельность не прекратилась до сих пор, продолжается и в наше время. И Матеуш был такого же мнения.
Наверняка исчезновение «Цыганки» нанесло шайке большой ущерб, не исключено, тот, у кого находилась другая половинка карты, пытался разыскать первую. Отсюда такой горячий интерес к картам. Возможно, на штабные карты наносили новые крестики уже позже, получив новые данные. Оказавшийся в распоряжении Алиции фрагмент карты не подходил к остальным по своему масштабу, да и вообще составлял едва одну пятнадцатую общей карты. Нам с Мачеком удалось путем длительного сравнения с картами атласа определить, какую именно часть бывшей Германии он обозначает, но это нам ничего не дало.
— Прежде чем мы отправимся разыскивать ординарца...
— начал Мачек.
— Как это — отправимся? — удивилась я. — Ты тоже намерен разыскивать?
— А ты что думала! Меня тоже вся эта история чрезвычайно заинтересовала, к тому же твоя миссия может оказаться опасной, двоих как-никак трудней пристукнуть, чем одного.
Я очень обрадовалась.
— Прекрасно, дождемся письма от Алиции и отправимся.
— Нет, — возразил Мачек. — Я считаю, сначала надо разобраться с Фредей.
— Ты прав, — согласилась я. — И даже знаю, как к нему подступиться. В доме напротив живет один мой хороший знакомый. Удивится, конечно, что я вспомнила о нем через столько лет, но пусть удивляется.
Когда я со всей серьезностью объявила Балтазару, что влюбилась в его соседа, который живет вот в том доме, как раз напротив, тот долго хохотал, шлепая себя по ляжкам, а потом счел нужным проинформировать меня — тот человек женат и ему, Балтазару, жена того человека кажется намного меня моложе. Грустным голосом я согласилась с этим бестактным замечанием. Да, я знаю, на взаимность мне рассчитывать нечего, я и не рассчитываю, с меня достаточно хотя бы говорить о предмете моей любви, узнавать о нем, как он живет, как раньше жил, чем занимается. Это хотя бы мысленно приблизит меня к любимому, хоть как-то успокоит изболевшееся сердце.
Балтазар ржал, как целое стадо жеребцов, а закончил громоподобным зовом:
— Дарееееек!
На лестнице послышался громкий топот, и в дверях показался сын Балтазара Дариуш, которого я до этого видела в возрасте четырех лет. Теперь мальчику было девятнадцать.
— Когда отец включает сирену — надо поспешить, — значит, предстоит что-то интересное, — сказал он мне в радостном — ожидании. Ты чего, тато?
Особой деликатностью Балтазар никогда не отличался и сейчас тоже без околичностей сообщил сынуле об «очередном бзике» этой старой бабы. Я не обиделась, знала, на что шла. Только при чем тут Дарек?
— А что я говорил! — еще больше обрадовался Дарек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90