Правда, был он очень строен, ловок, полон огня и смотреть на него было приятно. Играла музыка, начались танцы, танцевала и я, сначала приглядевшись — сумею ли, но вскоре поняла, что каждый танцевал, как ему нравится, никаких особых фигур и па не выделывалось. Можно скакать и прыгать, и дурачиться, лишь бы соблюдать ритм. Правда, некоторые фигуры вызывали у меня… ну, просто шокировали меня, уж слишком сильно партнёры обнимались и прижимались друг к дружке, но, боюсь, шокировали они только меня одну.
А в общем, мне очень понравилось, я от души веселилась и лишь время от времени приходило в голову — а не попади я в двадцатый век, никогда бы не смогла так непосредственно веселиться, не думая о графском достоинстве и своём вдовьем положении.
А потом приятный вечер закончился, и все захотели меня провожать, в первую очередь, разумеется, Арман. Не знаю, что бы я могла себе позволить ночью со своими фривольными мыслями и будучи в лёгком подпитии, к тому же не находящая спасения от огненных взглядов Армана, если бы не Роман. Только наша компания вывалилась из Эвиного садика, как я увидела свою машину. Роман ждал и с таким видом распахнул передо мною дверцу «мерседеса», что я вроде как сразу отрезвела и вспомнила о правилах хорошего тона. А потом, ночью, сама не знала — злиться мне на Романа, что не дал согрешить, или, напротив, радоваться этому? Напрасно нагляделась я столько эротических фильмов, напрасно так страстно танцевала с Арманом, все это вызывало в душе дотоле неведомые ощущения, а в голове — грешные мысли. Ведь имеет же женщина право хоть раз в жизни испытать то блаженство, о котором мне все уши прожужжали? И не подвергнуться в эти благословенные времена осуждению общества.
О, я прекрасно знаю, где бы я нашла осуждение, но ведь ксёндз-исповедник жил более ста лет назад…
* * *
Весь следующий день вспоминала я приём у Эвы и свои рассуждения о телесном блаженстве и возможности его испытать, раз уж судьба меня забросила в такой легкомысленный век, что просто грех не воспользоваться. Очень таким мыслям способствовал Арман, который заявился с самого утра и весь день только и делал, что утверждал в грешных мыслях — и взглядом, и прикосновением. И показалось мне, что влюбилась я в Армана: вот человек, которого ждала всю жизнь. Не знаю, чем бы закончилось все это, если бы не приехал Гастон де Монпесак. Мы с Арманом находились в гостиной, уж не знаю, была ли там Флорентина, я ничего вокруг не замечала. Открытые настежь стеклянные двери гостиной выходили на широкую лестницу, спускавшуюся к морю. Какая-то машина подъехала к ступенькам и остановилась, я не обратила на неё внимания, ибо только что Арман схватил меня в объятия и поволок в спальню. Не сопротивляясь, я лишь глянула через плечо Армана и увидела взбегавшего по ступенькам Гастона.
Страстный любовник, видимо, почувствовал, что держит в объятиях не живую женщину, а бесчувственное бревно. Поняв — дело неладно, он оглянулся и тоже увидел Гастона.
— Сколько у тебя этих охранников? — раздражённо прошипел он.
Не отвечая, я вырвалась из его объятий, спокойно оправила платье и повернулась к нежданному гостю. Гастон, увидев меня в несколько двусмысленной ситуации, на миг заколебался — входить — не входить, но я сама к нему обратилась.
А для меня сомнений не было. Лишь увидев Гастона, я все поняла. Нет, не хочу я никакого Армана, и никакое блаженство мне не нужно, это я напридумывала под влиянием глупых фильмов и вина, и никогда бы не простила себе, свяжись я с Арманом. Да, есть мужчина, которому я без сомнений и сожалений вручила бы себя и всю ещё предстоящую мне жизнь, и этот мужчина — Гастон!
Вот где пригодилось мне светское воспитание, умение держать себя в самых сложных обстоятельствах и найти из них выход. А я ведь только что чуть было не потеряла голову. Улыбнувшись гостю, я поздоровалась с ним так, словно ничего и не случилось, и представила друг другу мужчин, совершенно позабыв о том, что фамилии Армана я так и не знала. Арман вывел меня из затруднения, назвав свою — де Реталь. Оказывается, он Арман де Реталь. Наверное, назвать фамилию его побудил тот факт, что Гастон, представляясь, назвал свою.
Я осмотрелась — Флорентины в комнате не было. Позвонив ей, я попросила принести нам какие-нибудь напитки.
И на короткое время испытала странное ощущение, словно оказалась в своём времени и в своём доме. После смерти мужа мне уже приходилось принимать в своём доме двух мужчин, двух претендентов на мою руку и состояние, глядящих друг на дружку волком. А поскольку ни один из них не был мне близок душевно, я прекрасно справлялась с ними. Правда, в этом мне очень помогала прислуга. Тогда её в доме было намного больше. Лакей обслуживал гостей, экономка продумывала меню, да и ещё не случалось так, чтобы кто-нибудь застал меня в чьих-то объятиях.
За двадцать пять лет своей предыдущей жизни я привыкла относиться к мужскому полу с холодной учтивостью, так нас, девиц, воспитывали. И эти, казалось бы, забытые навыки вдруг неизвестно откуда вернулись. К обоим своим ухажёрам я старалась относиться одинаково, ничем не показывая истинного отношения ни к одному из них, хотя сердце моё разрывалось от любви и со страшной силой тянуло лишь к одному из них.
Завязался довольно оживлённый разговор, во всяком случае я очень старалась. Разговор ни о чем, поистине светский. Правда, один раз Гастон с сочувствием и довольно туманно намекнул, что некие неприятные вести из Парижа от месье Дэсплена могут испортить мне отдых на море, и поинтересовался, не звонил ли ещё мой поверенный. Я ответила отрицательно и выразила удивление — как мог звонить месье Дэсплен из Парижа, ведь он, насколько мне известно, собирался на целый месяц уйти в летний отпуск и запереть свою контору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127