А потом так получилось, что перед самой моей свадьбой Эве пришлось уехать из наших краёв, и свиделись мы лишь теперь. Через сто лет!
Гнев быстро охватил меня и так же быстро прошёл, когда я вспомнила свою подружку в ту тяжёлую для меня пору. Единственный человек, который меня пожалел.
— Ну ладно, чего уж там, — примирительно проговорила я, — за графа я вышла ради денег. Ты же сама знаешь — родители остались нищими, мой дочерний долг повелевал мне спасти их. И я, глупая девица…
— Во-первых, глупой ты никогда не была! — перебила меня Эва. — А чтобы обеспечить родителям достойную старость, не обязательно было выходить замуж.
— Интересно, что я ещё могла сделать? — удивилась я.
— Учиться, а потом работать! — убеждённо заявила Эва, — деньги зарабатывать. Семью бы содержала! Впрочем, припоминаю, вам тогда и в самом деле нелегко приходилось. Мать вся в детях, мал-мала меньше, отец — в научных опытах. Ах, как я любила твоего отца, как его уважала! И не смею тебя осуждать. Если благодаря выгодному замужеству ты помогла семье — значит, так ты решила. А они и вправду вылезли из нужды? Тогда, может, ты и правильно поступила. А если ты совершила ошибку, уж сполна за неё заплатила, зато твои родители на старости лет жили в довольстве и спокойствии. И я ни от кого не слышала, чтобы ты проклинала свою судьбу!
А я ведь и впрямь никогда и никому не жаловалась. Значит, так было Богу угодно…
— Простите, а чем болел ваш муж? — задал профессиональный вопрос доктор Вийон. Господи, чем только он НЕ болел?!
— Да всем, — вздохнула я. — Хроническое несварение желудка в сочетании с невоздержанностью в пище, да что там — просто чудовищное обжорство. Жёлчный пузырь. Печень. Постоянные колики. Частичный паралич ног, ревматизм, вечные простуды, из носу текло постоянно, руки дрожали, глаза плохо видели и гноились. Да, ещё сердце и почки! В молодости он вёл весьма нездоровый образ жизни…
И прикусила язык — вот разболталась некстати, ещё не хватает рассказать этим полузнакомым людям о венских куртизанках, в развлечениях с которыми он погубил здоровье. «Они из него все жизненные силы высосали!» — не раз шептали мне приживалки матери. Впрочем, о куртизанках я узнала намного позже, а о способе, каким те высасывали жизнь из моего супруга, так и до сих пор не имею представления. Ну, впрочем, сейчас немного догадываюсь.
И о ста двадцати колдунах, которые он в моё отсутствие, будучи в гостях, слопал в один присест вместе с фляками, в таком жирном бульоне, которого мне в жизни ещё не приходилось видеть. И, не дожив до рассвета, скончался.
Я ту ночь провела в конюшне — рожала чистокровная кляча. Мы с ветеринаром и Романом всю ночь там провели — жеребеночек родился здоровенький. Но когда я вернулась домой, ко мне прислали гонца со скорбной вестью. За врачом посылали, но тот тоже присутствовал при родах — рожала баронесса Бжезинская, и акушеру пришлось выбирать — спасать две жизни или одну, уж очень трудные роды были у баронессы, не то что у моей клячи.
Задумавшись о страшных превратностях судьбы, что выпали мне на долю, я как-то на время отключилась от общего разговора и подключилась в тот момент, когда Эва с восторгом вспоминала леса моего родного края.
— Ox, какие чудесные чащобы, а до войны, по слухам, и вовсе были непроходимые дебри. Сейчас, говорят, много деревьев вырублено, хотя вроде бы стали следить и за молодняком, и лесничества подключились к новым посадкам. Знаете, доктор, я ведь не представляла, в каком положении оказалась моя подруга, иначе непременно поехала бы к ней в Секерки, чтобы оторвать от ложа этого умирающего старца. Надо же молодой женщине и о себе подумать. Но так случилось, что мы как-то потеряли друг дружку из виду и последние годы не встречались. Теперь тоже встретились случайно, благодаря парижскому нотариусу. Разумеется, в том, что мы растерялись — моя вина. Кася все время находилась в одном месте, а меня носило по миру, то и дело сменяла адреса.
— Вот уж не знаю, следует ли жалеть, что вы не вывезли подругу из её дремучих лесов, — галантно возразил доктор. — Судя по всему, пребывание в лесной глуши оказалось очень полезным для её здоровья и внешнего вида. И я весьма рад, что молодая дама предпочитает умеренность чрезмерности, в том числе, надеюсь, и в еде.
Вспомнились мне опять несчастные колдуны — нет, от обжорства я уж точно не умру! Но неизвестно почему я заговорила не о чревоугодии, а о своей любимой лошадке. Колдуны напомнили, что в ту ночь родилась моя обожаемая Звёздочка.
— А ведь Астра до сих пор является моей самой любимой верховой лошадкой! — похвасталась я.
— Ты занимаешься конным спортом? — почему-то удивилась Эва и сама себя перебила: — Ну как же, помню, у вас всегда были и свои лошади, да и на государственном ипподроме в Служевце ты занималась в конно-спортивной секции. В пять утра не ленилась вставать! Боже, с каким же наслаждением я тобой восхищалась!
Шарль, до сих пор в молчании слушавший наш разговор, рассмеялся.
— Странно как-то ты выразилась, дорогая — «восхищалась с наслаждением»! Может, пояснишь?
— Ну как же, с одной стороны, я гордилась подружкой, которая отлично ездила верхом, а с другой — радовалась, что мне самой не надо для этого вставать в пять утра. Знала, что вот сейчас Каська мчится на беговую дорожку, и, с наслаждением поворачиваясь на другой бок, сладко засыпала.
— В таком случае, ма шер, я отважусь на не совсем тактичное замечание, — улыбаясь заметил Шарль. — Если бы я не знал, что ты не сомневаешься в моих чувствах и знаешь, что я никогда не променяю тебя ни на какую другую женщину, я бы решился заметить — подчёркиваю, это ни в коей мере не критика…
— Что бы ты решился заметить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127