в крови кузена доза алкоголя была для большинства нормальных людей смертельная и, уж если на то пошло, газа вовсе и не требовалось. Умер с перепоя. Гутюша забрал все, что ему отдали, и молча вышел из больницы. Язык у него развязался только в машине.— Хорошо хоть родители у него померли, — рассудил философски. — Сестра только есть, старше его, моя кузина, а вообще-то они живут в Катовицах.— А ты говорил, он из провинции, — удивилась я невольно.— Он из Бендзина. Сестра в Катовицах. Жена у него была и дети, да все распалось, так что волосы у жены, верно, все целые останутся. К тому же у неё богатые родители.Очевидно, Гутюша пытался прийти в себя, находя утешение в мудрых житейских максимах. Я вспомнила, что, пожалуй, порадую его историей с бриллиантами пани Крысковой, все удалось как нельзя лучше. Гутюша пришёл в себя окончательно. Немного поспорили: я, учитывая его несчастье, пыталась всучить две трети, он упёрся на половине. Я в конце концов уступила, не желая его раздражать.— Если по совести, для меня все мрак и туман, — признался он, убирая деньги в бумажник. — Он в самом деле почти не пил, ну, рюмку-другую с какой-нибудь роскошной закуской, в праздник. Не любил и, пожалуйста, себе же навредил. Черт разберёт, как эти градусы могли в нем расквартироваться, не понимаю, и вообще водки в доме почти не было. Стояла початая поллитровка да вроде бы остатки коньяка. Разве с собой приволок и тут же ухнул? Исключено, чушь.— А вдруг друзья-товарищи объявились? Дело какое обмыть понадобилось. Уступчивый он по характеру?— Наоборот, и точка. Упрямый, если что заберёт в голову, с места не сдвинешь. А насчёт водки легче монумент уговорить, а его ни за что. Не понимаю. Я, пожалуй, вернусь в эту больницу, только сперва с семейством разделаюсь. И вообще не знаю, по-моему, что-то тут не так.— То есть?— Сдаётся, он мне звонил. Под конец рабочего дня кто-то звонил раза три, и ничего — разъединяли, а ну, как он, и какая-нибудь лабуда приключилась…— А по ошибке не хватил спирту? Одна моя тётка по недоразумению напилась воды с мылом, в которой другая тётка размачивала ногти. Твой кузен мог случайно тяпнуть соляную кислоту.Гутюша говорил забавно и порой нескладно, но думал толково.— И сколько этой воды выпила твоя тётка?— Один глоток. Большой, правда, но один.— Ну, знаешь, с одного глотка на тот свет не уедешь. Ну пусть с головой неладно — не привык, или с ногами, но такие градусы, то бишь проценты алкоголя в крови, от одного глотка не проявятся. А у него были, сам в больничной бумажке видел, ты тоже…Я принялась думать. А посему перестала видеть дорогу, тротуары, другие машины, светофоры и людей, зато увидела Гутюшиного кузена с лицом в пластырях: кто-то сжал ему нос, заставив открыть рот — дышать же надо, а в открытый рот ему вливают водку прямо из бутылки. Кузен давится, захлёбывается, отплёвывается, кое-что и в горло попадает. Нет, плохо, не идёт, сколько водки изведёшь… Кузен на стуле, ему заламывают голову, вводят желудочный зонд и вливают спирт. Уже лучше. Затем накачанный кузен, пошатываясь, бредёт в кухню, желая, допустим, сварить кофе, надеется, что полегчает, открывает газ, спички падают из рук, сам он валится на пол, засыпает пьяным сном…— Где это мы едем? — поинтересовался Гутюша;Я очнулась. Проехала поворот к Гутюше и даже бега, и прямым ходом направлялась в аэропорт Окенче. Пришлось перебраться на левую полосу.— Черт. К тебе. Не мог раньше спросить? Я задумалась.— Не мог, я тоже задумался. Ты ведёшь машину и смотреть тебе положено по должности. Слушай, мне это не нравится. Опять найду того прозектора… Вот именно! Знаю про последнего. Длиннющая лапша на уши.— Прекрати свой телеграфный аллюр. Говори яснее.— Ну так: официально тот, в кафе, умер от сердца и никаких следствий не надо. Умер сам по себе, по собственному почину, и привет. А неофициально — схлопотал укол в шею за ухом, отоварили без промаха, вчера вечером я как раз узнал все обстоятельства. Цианистый калий ещё с какой-то бурдой, где-то у меня записано, если тебе надо, могу поискать, цикута или стрихнин, только мне сдаётся, одного цианистого хватило бы выше крыши. А я вон там живу, направо.В последнюю минуту я ещё успела повернуть в направлении его дома. Насчёт недоумка ожидала нечто в таком роде, но одно дело подозревать, а другое — знать. Все-таки, значит, так.., какие уж тут сомнения — убили из-за меня!— А остальные? — спросила я подавленно.— Что остальные?— Ну мы, например. Почему нас никто ни о Чем не спрашивает?— ао чем нас спрашивать? Говорю тебе — следствие и не ночевало. Анализы мой приятель сделал для своего личного удовольствия и спрятал. Убийца неизвестен. Никак не проявился, но я так себе дедуцирую: у них там что-то шиворот-навыворот, помнишь, тот, в носках, что в забегаловку примотал, — ценнейшая фауна, под охраной пребывает. Никто ничего ведать не ведает, одна тайна другой погоняет и все по углам. А про кузена Юзефа шепну приятелю, пусть лично присоединится к вскрытию. Вскрытие будет, верняк, я узнавал, в таких случаях всегда обожают суетиться, глядишь, и обнаружат что. По голове у меня так и ходит: ну как он схватил эти алкогольные проценты… * * * Гутюшин кот вернулся домой только через четыре дня. Новейшей информацией от приятеля из прозекторской Гутюша поделился со мной на лестнице в подвал, где мы оба, сидя на корточках, орали: «Кис, кис, кис». Кот молоко выпил и мясо сожрал, но наверх идти отказался наотрез. Гутюша признал правоту кота.— Понятие имеет, по углам все ещё газ, хоть и открываю окна настежь и сквозняк летает. Хорошо, тепло. А насчёт Юзефа тоже криминал по высшему разряду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82