Каковы были последние слова моего друга под
столом?
- Так он же не сознавал, что лежит под столом, - обиженно заявила я и
подумала, что на их месте я бы меня убила. Как важна для них моя
информация, если они проявляют такое ангельское терпение!
Первым взял себя в руки патлатый.
- Несчастный! - подхватил он. - Ничего не сознавал! Лепетал в бреду
бессвязные слова, и только вы, мадемуазель, слышали их! А его друг, его
лучший друг не слышал!
И мне доказалось, что он пнул друга покойного, так как тот,
вздрогнув, возобновил свои душераздирающие просьбы сообщить последние
слова его горячо любимого друга, давая понять, что иначе ему и жизнь не
мила.
Я не ударила лицом в грязь. Уверена, что устроенное мною
представление было не хуже того, что давали они. Я хваталась за голову,
закрывала глаза, заламывала руки и делала множество тому подобных
телодвижений. Наконец тянуть больше стало невозможно, и мне пришлось
сообщить им кое-что конкретное.
- Кажется, он называл какие-то цифры, - произнесла я тихим,
прерывающимся от скорби голосом.
- Какие? Какие цифры? - задохнувшись от волнения, просипел патлатый.
- Не помню. Разные. Беспорядочные. Он несколько раз повторял их.
- Если повторял несколько раз, должны же вы были их запомнить, -
разозлился лупоглазый. Я позволила себе немедленно возмутиться и с
достоинством возразила, что для меня смерть человека важнее каких-то там
цифр.
Патлатый опять поспешил разрядить обстановку. Еще, наверное, с
полчаса продолжался этот дурацкий спектакль, и если бы у нас были зрители,
они неоднократно разражались бы бурными аплодисментами. Тем не менее
никаких ощутимых результатов это не дало, и патлатый решил начать с
другого конца.
- Видите ли, мадемуазель, - произнес он после минуты общего молчания,
испросив предварительно взглядом согласия остальных, - эти беспорядочные
цифры чрезвычайно важны для нас. Покойный должен был сообщить нам очень
важные сведения, которые мы ждали. Он сообщил их вам, как раз вот те
цифры. Очень прошу, вспомните их. Не скрою, от этих цифр зависит наша
жизнь. Мы очень просим помочь нам!
Его невинное младенческое личико выражало такую мольбу, что и
каменное сердце не выдержало бы. Мое же сразу откликнулось.
- Ах, боже мой! - произнесла я с искренним сожалением. - Если бы я
это тогда знала! Но я и в самом деле не могу вспомнить.
- Вы обязаны вспомнить, - патлатый выразительно произнес эти слова и,
помолчав, добавил: - Будем говорить откровенно. Мы люди со средствами и
сможем щедро отблагодарить вас.
- Понимаю, - прервала я. - Постараюсь вспомнить. Но что будет, если
не получится? Ведь беспорядочные цифры очень трудно запомнить.
Голубенькие глазки патлатого превратились вдруг в две ледышки. Все
четверо в мертвом молчании смотрели на меня. В салоне вдруг повеяло
холодом. Не будь я такой легкомысленной от природы, я должна была бы
содрогнуться от холода и ужаса.
- Только вы слышали эти цифры, - медленно, с расстановкой произнес
патлатый. - И только вы можете их вспомнить. Мне очень жаль, но мы будем
вынуждены до тех пор навязывать вам свое общество, пока к вам не вернется
память.
- Что? - наивно удивилась я, хотя и ожидала чего-то в этом роде. -
Что это значит?
- Это значит, что вы представляете для нас бесценное сокровище.
Вместе с вашей памятью. И вы должны будете остаться с нами. Мы окружим
вас... заботой, как настоящее бесценное сокровище.
Похоже, мы начинаем слегка приоткрывать свои карты.
- Должна ли я понимать это так, что вы, господа, не поможете мне
вернуться в Копенгаген? - спросила я с величайшим удивлением, якобы не
веря своим ушам.
- Не только. Будем вынуждены всеми силами препятствовать вашему
возвращению в Копенгаген. А мы располагаем довольно большими
возможностями...
Я неодобрительно помолчала, а потом заметила с легким укором:
- Боюсь, что это не лучший метод. Я могу испугаться, а от страха я
совсем теряю память. Благодаря предыдущим аргументам я уже начала кое-что
припоминать и почти вспомнила первую цифру, а теперь у меня опять все
вылетело из головы!
Лупоглазый джентльмен не выдержал. Он сорвался с места, что-то
пробормотал и выскочил из комнаты. У остальных, видимо, нервы были крепче.
- Мне кажется, я смогла бы скорее вспомнить, если бы опять оказалась
в том месте, где слышала эти слова, - продолжала я. - В копенгагенском
игорном доме. Бы, конечно, понимаете, оптические и акустические
ассоциации...
Я не очень рассчитывала на успех своего предложения, но попытка не
пытка... А я хоть и любила путешествовать, но понимала, что в данном
случае для меня значительно проще и удобнее вернуться в Копенгаген тем же
путем, каким меня оттуда вывезли: и паспорт мой не в порядке, и визы нет,
и денег жалко, а хлопот сколько!
- Нет, - коротко ответил патлатый, буравя меня своими голубыми
ледышками. - Мне кажется, что вы скорее вспомните, не располагая
возможностью вернуться в Копенгаген. И мне кажется, что для вас будет
лучше вспомнить как можно скорее.
Наша последующая беседа представляла собой мешанину угроз, просьб,
заигрывания, попыток шантажа и подкупа. Оба стороны предпочитали открытой
войне мирное сосуществование. Я заявила (кривя душой), что кое-что помню,
а кое-что нет, и для того, чтобы вспомнить все, мне требуется время и
спокойная обстановка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101