- Ох, не знаю, как тыщу лет назад, а сейчас вода и пламень оченно злободневны.
Гоголь-Моголь в недоумении принялся тереть длинный нос.
- В каком смысле?
- В смысле, что чайник кипит, - инженер улыбнулся.
Настроение инженера пошло на поправку. Беспредметные шараханья товарища, его смелые экскурсы в историю возымели самое благотворное влияние на самочувствие Богданова. Проклятый город с неестественной растительностью покрывался налетом критического реализма и уходил на второй план. Гоголь-Моголь любил рассуждать, а инженер любил его слушать. Вообще инженер любил рассказчиков. Здесь была привычка, здесь было преклонение, почти святое, приобретенное за долгие годы невольного общения.
- Как твой трактат о всеобщем равнодействии? - подогрел инженер друга.
Гоголь-Моголь бросил заваривать чай.
- Ооо, бомба! Только тяжело идет, статистических данных не хватает.
- Но ты давай поспешай, - приободрил Богданов.
- А куда спешить? Я уже опоздал, теперь лет через сто только и напечатают. Ладно, чего жаловаться, - Гоголь вяло махнул рукой. - Пятнадцать лет писал, и еще пятнадцать попишу. Но все равно - бомба. У меня тут такие мотивы появились - пальчики оближешь, сейчас пишу главу: идея, как оружие массового уничтожения.
- Слишком уж публицистично.
- Да, именно, понимаешь, нужно все разжевывать, иначе ничего не поймут, не захотят понять. Перестали люди верить, что им могут что-то толковое сказать. Все же корячатся, формы изобретают, стили разные, а почему? Мыслей новых нет, считают, что все уже давно придумано-перепридумано, сказано-пересказано, остается только в другом разрезе. Потому что кто-то погорячился и сказал, мол, и тыщу лет назад все было тоже - и любовь, и красота, и ненависть. А я утверждаю - ничего подобного. По-другому было, не знаю уж, лучше или хуже, но по-другому. Но это ж каких-то тыщу лет, это же - тьфу, наплевать-растереть, а мильен не хочешь? Мильен годков всеобщего счастья, а? голова не кружится, во рту не пересыхает? а не хочешь, к примеру, мильен лет мрачного средневековья? Что, противно? Нужна новая надежда!
Гоголь-Моголь очень переживал когда говорил. И это инженера успокаивало. Ему казалось, что хоть в этом деле есть кому беспокоится кроме него, есть у кого душа болит - значит есть кому и волноваться.
- Но знаешь, Коленька, все-таки я чертовски оптимист, я верю - пройдет немного времени, лет триста, и восторжествует царство свободных изобретателей, и какой-нибудь мечтатель тех времен и народов, - Гоголь-Моголь гордо возвысился над чайником, - скажет: жили они в убогое время, творили убогими средствами, а все ж были людьми.
Наотрез отказался
Михаил Федорович Мозговой полагал - все, что могло произойти этим историческим днем, уже произошло. Мозговой не был ретроградом, как, например, Калябин, и потому с радостью встретил известие о новом ученом отрытии. Правда, радость чуть было не сошла на нет под воздействием безвременной кончины учителя. Но и было бы несправедливо представлять дело таким образом, будто Мозговой был безутешен в своем горе. Напротив, он прибывал в бодром, энергическом расположении духа. В нем внезапно начали просыпаться дотоле неведомые окружающим руководящие свойства, вдруг заблиставшие при организации похорон. Он был так доволен собственной деловитостью, что, придя домой, позволил себе расслабиться парочкой рюмок водки. И тогда нагрянул Марк Васильевич.
Разгледяев слушал рассказ Мозгового со все возрастающим глухим раздражением. И дело было не только в фактах. Факты он знал. Дело было в наглой, отечески сочувствующей манере Мозгового. Разгледяев, снова увидел в собеседнике безусого, зарвавшегося юнца, который с пагубной студенческой вседозволенностью разыгрывает из себя эдакого рубаку-якобинца. Студент-мальчишка, приписав себе право судить и разоблачать, взбирается на баррикаду с намерением ошельмовать заслуженных и авторитетных деятелей университета, якобы, запятнавших себя молчаливой поддержкой всякого рода идеологических извращений.
Незаинтересованный наблюдатель мог бы спросить: каковы же причины тех смелых наскоков? Что это, наивное приложение официального курса конкретно на местах или просто выпячивание себя в условиях кажущейся безнаказанности? Именно безнаказанность - решил тогда Марк Ваисльевич. Правильный диагноз - половина успеха. Своевременное хирургическое вмешательство способствовало быстрому и полному духовному очищению пациента. Во всяком случае, последующее поведение вселяло надежду на полное выздоровление, или, как выражаются врачи, реабилитацию. А ведь судьба молодого человека висела на волоске. Уже стоял вопрос об отчислении и не только из университета. И лишь один Марк Васильевич поверил ему, в спокойной конфидициальной беседе разъяснил, чему и как учит история. Эффект был на лицо. Пациент не только превратился в нормального человека, но и начал активно способствовать оздоровлению факультета.
И вот теперь, по прошествии восьми лет, Марк Васильевич с горечью обнаружил в своем детище рецедив старой болезни.
- Так что в свете новых фактов придется вам уступить супругу инженеру, - нагло подытожил Мозговой.
- Чего обрадовался, Мишуля? - ласково спросил Разгледяев. - Никак водочки выпил? Может и мне нальешь? Я тоже порадуюсь.
- Пардон, что же это я сам радуюсь, - Мозговой достал из секретера водку. - Помянем Петра Семеновича. - Мозговой налил водки и сделал мрачное лицо. - Жаль старика, а ведь мы на него рассчитывали, думали, уж он-то расставит все по местам, глаза откроет, ан вишь - как все обернулось, не выдержал старик, самоустранился, подвел нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43