На стенах коридора, озаренного изменчивыми багровыми всполохами, плясали черные тени. Скулившие от страха пациенты не сводили глаз с троих мужчин, отступавших по коридору и осторожно перешагивающих через распростертые на полу тела. Фигуры в белом снова медленно приближались, двери по обеим сторонам коридора начали открываться.
Тед нервно поглядывал направо и налево. Все стихло, слышался только гул и треск пожара.
— Похоже, они собираются снова на нас наброситься, — сказал он.
Больные выходили из палат и окружали их, молчаливо приглядываясь, но пока еще бездействуя.
Напряжение нарастало, истерия готова была вот-вот возобновиться, и все трое понимали, что если это произойдет, то теперь их легко одолеть. Отступая в черноту коридора, каждый из них ощущал, как что-то еще стучалось в их сознание, желая получить в него доступ.
Сигнал к новой атаке подала какая-то старуха, стоявшая возле пылающей лестницы. Она широко расставила костлявые ноги и прижала к бокам сжатые кулаки; пламя уже лизало над ней потолок. Утробный крик зародился где-то в самом низу ее живота, нарастая, достиг грудной клетки и вырвался из глотки пронзительным душераздирающим воплем. Остальные одержимые взвыли вместе с ней и, сорвавшись с мест, бросились на троих отступавших.
Потолок и верхний пролет над горящей лестницей раскалились; языки пламени вздымались вверх, и старое дерево охотно предавало себя огню. Громадный огненный шар ворвался в коридор, поглотив фигуры в белом, стоявшие на его пути, и опалив тех, кто находился слишком близко.
В сторону отступавших потянуло дымом, и они начали задыхаться.
Тед и Майк подтащили Бишопа, содрогающегося в попытках извергнуть попавший в легкие дым, к окну, и бросились открывать этот единственный путь к своему спасению. Огонь быстро распространялся, и пациенты, одежда на которых начала загораться, вбегали в открытые комнаты.
— Проклятие, оно заперто! — услышал Бишоп крик одного из своих спасителей.
— Так вышиби его к чертовой матери! — отозвался другой.
Они оба отошли на шаг и, заслонив глаза, выпустили в стекло заряды своих револьверов. Окно разлетелось вдребезги, и по охваченному огнем коридору шквалом пронесся холодный ветер.
Рывком подняв Бишопа на ноги, они подтолкнули его к окну. Высунув голову в ночную тьму, он глубоко вздохнул и почему-то отпрянул от окна.
— Здесь... здесь нет пожарной лестницы! — задыхаясь, крикнул он.
— Прыгай! Тут всего два этажа!
Он залез на подоконник и ступил в пустоту. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он коснулся земли.
Глава 20
Пек смотрел вниз на медленно движущийся транспорт и методично наполнял свои легкие дымом, прикуривая одну сигарету за другой. Представляют ли эти люди, снующие внизу на своих игрушечных автомобильчиках, что творится в городе? Наложить полный запрет на освещение странных событий последних недель было невозможно; средства массовой информации попытались связать трагедию на стадионе с происшествиями на Уиллоу-роуд, весьма неохотно согласившись приостановить изложение всех подробностей до тех пор, пока власти не найдут какое-нибудь разумное объяснение для успокоения широкой публики. Это соглашение между властями и средствами массовой информации было довольно искусственным, и, если бы произошло очередное крупное событие, оно бы неизбежно лопнуло. Журналистов нелегко заставить скрывать правду.
Он вынул изо рта наполовину выкуренную сигарету указательным и большим пальцами. Джанис постоянно твердила, что, если он не откажется от этой своей манеры, ему никогда не стать комиссаром. Иногда Пеку казалось, что жена говорит это вполне серьезно.
Пек отвернулся от окна и тяжело опустился в кресло у своего рабочего стола. Сигарету он затушил о стенку корзины для бумаг и бросил туда окурок. Манера? Ей потребовалось десять лет, чтобы отучить его от привычки скручивать сигареты вручную. Узел его галстука болтался где-то на груди, рукава рубашки были закатаны до локтей. Изучая последнюю страницу только что законченного отчета, он провел рукой по лицу и услышал привычный скрежет щетины на подбородке. «Надо бы побриться, перед тем как показывать это заместителю Олдермана, — подумал он. — Арестуй я самого Джека Потрошителя, этому надутому болвану куда важней, чтобы я сначала побрился».
Перечитывая последние строчки своего отчета, он бессознательно водил рукой по затылку, и пальцы безжалостно поведали, что никаких новых волос за ночь чудом не прибавилось. "Наоборот, — подумал он, полностью переключившись на тактильные ощущения, — еще несколько сказали свое последнее «прости». Он быстро отдернул руку, чтобы кто-нибудь случайно не увидел его сквозь стеклянные стены кабинета. Пек предпочел бы, чтобы его застигли за каким угодно занятием, но только не за ощупыванием лысины. Старея и чувствуя, что стареет, он тайно роптал. Говорят, что лысина свидетельствует о высокой потенции. Что-то он в последнее время не замечал.
Пек захлопнул отчет, откинулся в кресле и достал из пачки очередную сигарету.
Что, черт возьми, происходит?
Происшествие во время футбола на стадионе пока было самым крупным, но произошли и другие, не менее тревожные события. Во-первых, пожар, уничтоживший фэрфилдский «Дом отдыха». Во-вторых, бунт в колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Эти маленькие ублюдки сначала набросились на надзирателей, а затем стали кончать с собой. Шестнадцать человек погибли, двадцать четыре тяжело ранены. А остальные? Где они? Обитатели другой психиатрической лечебницы, принадлежащей государственной службе здравоохранения и потому более известной под названием «сумасшедший дом», накинулись на персонал, а потом принялись кончать с собой, как и мальчишки из колонии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122