Смотрел все тридцать две программы, включая одну эламскую и две ашшурских - те шли на незнакомых Мурзику (да и мне) языках. Выяснилось это следующим образом.
Когда я стал плохо спать, мой раб вдруг заявил глубокомысленно:
- Господин, на вас навели порчу.
Я поперхнулся. Мурзик глядел на меня торжествующе.
- Порча это у вас, - повторил он. - Все признаки, это... налицо.
Я, наконец, обрел дар речи.
- Мурзик, ты хоть соображаешь, что говоришь?
- Ну...
Тут-то я и догадался, чем он занимается, пока я вкалываю в фирме "Энкиду" и в прямом смысле слова подставляю свою жопу под все удары.
- Что, в ящик пялишься? Программу "Час Оракула" смотришь?
Мурзик побледнел. Понял - не то что-то сморозил. Но отпираться не стал. Смысла уже не было.
- Ну... И еще "Тайное" и "Сокровенное", и "Руки Силы", и "Треугольник Власти", и "Коррекция судеб"...
Меня поразила даже не наглость моего раба. Меня поразило, что слово "коррекция" этот беглый каторжник выговорил без запинки.
Я сел. Диван сдавленно хрипнул подо мною.
- Ты... - вымолвил я.
И замолчал надолго.
Мурзик опустился передо мной на колени и заглянул мне в лицо снизу вверх, как собака.
- Господин, - сказал он, - а что, если это правда?..
- Что правда?
- Ну, все эти... коррекции... Вы ведь тоже у себя на работе предсказаниями занимаетесь...
Я закричал:
- Я занимаюсь не предсказаниями, ты, ублюдок! Я занимаюсь прогнозированием! Понял? Прогнозированием! Наша методика, основанная на глубоком погружении в технологию древних, абсолютно научна!
Мурзик кивал на каждое мое слово. Когда я выдохся, сказал проникновенно:
- Так ведь эти, которые в телевизоре, то же самое говорят. Научная эта...
- Методика, - машинально подсказал я.
- И древнее все... Смерть какое древнее... А на вас порчу навели, господин, все приметы налицо, как говорится, очевидно безоружным глазом... С лица бледный, спите плохо, беспокойно... Раздражительны, быстро утомляетесь... Вчерась по морде меня просто так заехали, для душевного расслабления - думаете, я не понимаю? У нас на руднике, еще в Свинцовом, был один варнак, его туда для наказания сослали, - он говорил: бывало, такая тоска накатит, пойдешь, зарежешь кого-нибудь - и легче делается...
У меня не было сил даже просто ему по морде дать, чтобы замолчал. Я вынужденно слушал. А Мурзик, насосавшись тех помоев, какими щедро поливали его из телевизора, невозбранно разливался соловушкой.
- Может, оно, конечно, и родовая это у вас порча, какая еще от дедов-прадедов в унаследование досталась, но мне-то думается - сглазил вас кто-то недобрый. Позавидовал да сглазил... Может, дворник наш? Ух, злющий да завидущий... Вы-то его и не замечаете... Так, вьется кто-то под ногами с метлой. А я примечаю: нехороший у него глаз, очень нехороший... Как глянет, бывало, вслед, так аж ноги подогнутся - такая сила у него во взгляде...
Я молчал, собираясь с силами.
И собрался.
Ка-ак разину рот!
Ка-ак взреву полковым фельдфебелем:
- Ма-а-а-лчаттть!..
И сам даже себе удивился.
Тишина после этого зазвенела, прошлась по всем стеклам, аж буфет на кухне тронула - рюмки звякнули.
- Ух... - прошептал Мурзик восхищенно. И принялся мои ботинки расшнуровывать.
Я улегся на диван и стал думать о чем-нибудь приятном. Что-нибудь приятное на ум не шло. А вертелись назойливо мурзиковы соображения насчет порчи.
Дворник - это, конечно, полная чушь. Это на Мурзика дворник смотрит неодобрительно. А на меня он вообще не смотрит. Не того полета птица. Дети в песочнице - они тоже не на взрослых смотрят, взрослые для них - только ноги в брюках, дети - они на детей смотрят.
Но вот проклятие... порча... Слова-то какие нехорошие... И этот странный сон, когда я вдруг заговорил на непонятном языке... На нас сразу после того в суд подали, и мы с Ицхаком почти забыли про тот случай. А случай - он, между прочим, с тех пор никуда не делся. На пленку записан.
Я велел подать магнитофон. Поставил кассету.
"Арргх!.." - с готовностью прогневался я из стереоколонки.
А тот я, что был простерт на диване, глядел в потолок и страдал. Да, что-то во мне ощутимо испортилось. Будто пружинка какая-то в механизме сдвинулась. И непонятно, когда и как.
- Арргх!.. - неожиданно выговорил я вслух в унисон записи. И тотчас же мне полегчало. Прибавилось решимости и уверенности. - Л'гхма! - рявкнул я. Глаза у меня засверкали.
Я не знал, что такое "л'гхама", но слово было энергичное. Радостное даже. Я попробовал на вкус еще несколько: "Ирр-кка! Энк н'хгрр-ааа!" И засмеялся.
Мой раб глядел на меня с благоговейным ужасом. Неожиданно я понял, что произношу эти слова без заминки. Они подозрительно легко сходили с моего языка. Как будто мне уже приходилось разговаривать на этом нечеловеческом наречии.
- Мурзик! - вскричал я, озоруя. - Гнанн-орра!
Устрашенный Мурзик безмолвно повалился на колени. А я, довольный, захихикал на диване. Я чувствовал себя грозным и ужасным. И Мурзик чувствовал меня таким же.
- А знаешь что, ты, говорящее орудие, - обратился я к своему рабу, давай, тащи меня к своим колдунам-экстрасенсам. Я им покажу порчу и родовое проклятие, арргхх!..
Назавтра я сказался больным, довольно натурально похрипел в телефон Ицхаку, а когда он посмел усомниться, надрывно закашлялся. Ицхак озаботился моим здоровьем и велел мне как следует отлежаться.
Я сказал, что простудился, подставляя свою драгоценную жопу всем ветрам. Я сказал, что пострадал через усердие на работе. Я сказал, что мне, как заболевшему на боевом посту, полагается оплата за счет фирмы всех потребных мне лекарств.
Ицхак сказал, что купит мне микстуру.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11