Он считал, что Ноббс в глубине души искренен. Он верил, что у
Голдвассера много достоинств и что Нунна никто не понимает. Он во
всеуслышание заявлял, что Мак-Интош не виноват, если родился шотландцем.
Но, главное, душа у Хоу была открытая, восприимчивая к новым идеям.
Как говорится, нараспашку. Мнения, теории, философские концепции входили у
него в одно ухо, ненадолго задерживались и под напором новых убеждений и
взглядов выталкивались через другое. Ламаркизм, монтеизм, фрейдизм,
бухманизм, клейнизм, шпенглеризм - все это втягивалось сквозняком, весело
кружилось внутри и уплывало прочь как ветром сдутое. Все зависело от того,
кто последним беседовал с Хоу. Встретит он, например, во вторник утром
человека, верящего в иглоукалывание, дешевые займы и викторианские обои
ручного наката, и день-деньской будет хранить твердую, искреннюю верность
этим идеалам готовый ради них на пытки и мученичество. Но к вечеру того же
вторника ему встретится человек, который скажет, что в идеях
иглоукалывания, дешевых займов и викторианских обоев ручного наката есть
элементарные логические изьяны, и в среду Хоу будет источать тихую жалость
к наивным, доверчивым простакам, замороченным этими идеями. "работать надо
по системе", - скажет ему бывало Роу за утренним кофе. "знаю", - ответит
Хоу, его добрые серые глаза засветятся искренним сочувствием, и он будет
работать по системе до самого перерыва, а там Мак-Интоша дернет нелегкая
заметить между двумя ложками супа: "система - это методика машин и
дураков". "знаю", - ответит Хоу мягко, чтобы Мак-Интош не догадался, сколь
тривиально его замечание. И всю вторую половину дня Хоу проработает
бессистемно. Человек величайшей скромности, он знал, что в прошлом часто
заблуждался и ныне ему явно не пристало бросать камень в самую что ни на
есть бредовую идею, отказываться принять ее и приютить. Его мозг, не
обремененный способностью к критическому мышлению, функционировал шустро и
энергично, сплошь и рядом чужие доводы убеждали Хоу, прежде чем собеседник
успевал изложить их до конца. Скажут ему, бывало: "право же, ваша теория
несостоятельна. Ведь если рассмотреть все доказательства..." "знаю, -
ответит тут же Хоу. - знаю. Действительно, абсолютно несостоятельна".
В институтском воздухе только и слышалось симпатичное бормотание -
это Хоу мягко повторял свое "знаю". Хоу любили все, ибо считали, что его
идеи созвучны их собственным, и Хоу всех любил примерно по тем же
причинам.
дом у Хоу был такой же открытый, как и душа. Люди, едва знакомые с
хозяином, приходили к ужину, оставались переночевать и задерживались на
несколько месяцев, ссорились друг с другом, ломали мебель и выезжали под
напором вновь прибывших. Время от времени без всяких поводов вспыхивали
чудовищные пьянки, дом наполняли какие-то мерзкие личности и славные люди,
которые притворялись мерзавцами, чтобы не обращать на себя излишнего
внимания, а потом так же внезапно и необъяснимо все затухало.
жилище супругов Хоу, "дом всех святых", хорошо соответствовало такому
режиму. это была неоготическая церковь хIх века, которую Хоу с женой сами
перестроили и отремонтировали. Стряпали они в ризнице на искусно
реставрированной плите ранней викторианской эпохи, спали в эффектных
матросских гамаках в северном клиросе, ели в алтаре. Поперечные нефы
перегородили стенками и каучуконосными растениями, выкроив из северного
нефа комнату для игр, а из южного - лоджию-солярий, хотя палящий зной
полуденного солнца заметно умерялся, пока лучи процеживались сквозь образа
св.артура, св.джайлса, св.бэриана и св.мод. крипту сдавали как
однокомнатную квартиру, а весь корабль церкви остался нетронутым, служил
столовой и гостиной одновременно. к купели приладили краны с горячей и
холодной водой.
эффект усиливали забавные предметы декоративного назначения: старая
лебедка, электрофорная машина, епископская риза, эмалированные
викторианские картинки - реклама ваксы и серных спичек, коллекция вставных
зубов времен короля эдуарда. Подобно бездомным скитальцам и вехиколепным
пышнохвостым кометам, легендарного гостеприимства Хоу домогалась вся
заваль лавок старого хлама со всего мира. В их доме это добро успевало
отдышаться на пути к помойке, а затем его выкидывали ради еще более
вопиющей дребедени.
Однажды вечером, в самый разгар веселья, Хоу, к своему удивлению и
удовольствию, обнаружил, что среди гостей присутствует чуть ли не весь
штат института имени Уильяма Морриса. Наверное, кто-то разослал им
приглашения. Во всяком случае, вечер прошел на редкость удачно. При виде
"дома всех святых" сотрудники института ахнули, ибо, хотя многие
переоборудовали под жилье нечто сугубо для этого не приспособленное,
однако никто из них не посягнул на большее, чем коттеджи ремесленников,
конюшни и приюты "армии спасения". ради такого случая купель превратили в
чашу для пунша, и вскоре весь неф огласился немыслимым гамом: каждый
разговаривал все громче и громче, стараясь перекричать эхо, оглушительно
гудевшее под крышей, и не было, пожалуй, такого уголка в помещении, где
хоть кто-нибудь слышал, что говорит сосед, а это придавало сборищу особую
прелесть - ведь не исключено, что со всех сторон так и брызжет ум и
остроумие, стоит только вслушаться.
Плашков обхаживала Хоу, льстила ему, как только могла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53