Ты слышишь меня, Штиллер?! окликнул я. - О чем ты думаешь?
Штиллер стоял, я сидел на скамеечке, протянув ноги к пылающему огню. Он молчал.
- Не воображаешь ли ты, что с другой, не такой замкнутой женщиной, с Сибиллой, например, от всего того, что сидит внутри тебя, что тебя мучит, можно уйти? Ты это действительно воображаешь?! - Обернувшись, я снизу увидел его лицо, он смотрел поверх меня в камин.
- Ты заставляешь меня невесть что болтать, повторять то, что ты и без меня знаешь...
Штиллер не спал, ведь он стоял на ногах, руки в карманах брюк, и глаза его были открыты, хотя пустые и неподвижные.
- Штиллер, - сказал я. - Ты любишь ее!
Казалось, он вообще ничего не слышит.
- Скажи мне, когда захочешь остаться один, - попросил я.
Тепло, шедшее из камина, разморило меня; я вдруг почувствовал, как сильно устал, и подавил зевок.
- Наверно, уже очень поздно? - осведомился Штиллер. Было около двух часов ночи. - Она ждала! - сказал он. - Она ждала! А я как будто не ждал?! Я-то ждал с первой нашей прогулки. Ждал единого слова понимания, радости, ждал любого, малейшего знака с ее стороны!.. Все эти годы ждал! Я ее унижал, видишь ли! А она меня - нет?
- Никто этого не утверждает, - возразил я. Теперь он смотрел на меня пронзительно, буравящим взглядом.
- Рольф, - заявил он. - Она хочет умереть. - Он покивал головой. - Да, да, это так!
Пять или десять минут он был глух ко всем моим доводам и возражениям. Его как бы не было. Но, рыгнув, каждый раз бормотал: "Прошу прощения!"
- Ты действительно добьешься того, что будет поздно, Штиллер! - сказал я. - Она лежит в больнице, а ты опять сводишь с ней счеты.
Он угрюмо смотрел перед собой, я схватил его за локоть, потряс.
- Я знаю, - сказал он, - что я смешон.
- Ты с многим справился, Штиллер, многого достиг, не думай, что ты смешон. Ты сам не веришь тому, что только что сказал... Никто не умирает назло или в угоду другому! Ты переоцениваешь свое значение. Значение для Юлики, хочу я сказать. Ты нужен ей меньше, чем тебе бы хотелось.... Штиллер! - крикнул я, потому что он, как бы под прикрытием опьянения, снова ушел в себя. - Почему ты вдруг испугался, что она умрет?
- Так, значит, я переоцениваю свое значение, Рольф?
- Да, - подтвердил я. - Ты никогда не был главным, не был всем в ее жизни. Хотя, по-моему, с самого начала это вообразил. Вообразил себя ее спасителем, творцом, хозяином, хотел дать ей жизнь и радость! Да, именно так ты ее любил, правда, сам истекая кровью. Да, да! А теперь боишься, что она вдруг исчезнет, выйдет из подчинения, не сделавшись такой, как было угодно тебе. Незавершенный шедевр!..
Штиллер подошел к окну и распахнул его.
- Тебе дурно? - спросил я. - Сядь-ка лучше!
Он отвернулся и вытер лоб носовым платком.
- Говори еще! - попросил он.
- Я принесу тебе воды, - сказал я и положил кочергу, чтобы встать.
- Она тебе писала?
- Одно-единственное письмо, - поспешил я ответить. - А что?
Он снова вытер лоб.
- Впрочем, все равно.
- Я вовсе не хочу сказать, что знаю твою жену лучше, чем ты. Мы совершенно чужие люди, мы так мало общались. И ее письмо было очень коротким.
Он печально кивнул.
- Ты ее понимаешь правильно, я рад за нее. - И потом: - Мне худо, меня мутит. Извини...
Но он остался, где был, не вышел из комнаты, он сильно побледнел, и по глазам его было видно, что теперь для него существует только один вопрос: "Она умрет?" Он всеми силами старался отвлечься и, мне казалось, был рад, когда я начинал говорить.
- Ты хотел что-то сказать? - спросил он. Но я не мог вспомнить, на чем мы остановились, и сказал просто, чтобы поддержать разговор. - Да, кстати, я прочитал твои записки. - Сожги их! - Чем это тебе поможет? - возразил я. Ведь ты писал их именно для того... словом, писал потому, что боролся за эту женщину. В одном я ее хорошо понимаю. Кому, скажи на милость, придет в голову спрашивать своего спасителя, как чувствует себя сам спаситель?! Она привыкла, успела привыкнуть за столько лет, что ты не нуждаешься в сочувствии, хочешь быть только спасителем. - Штиллер улыбнулся. - Зачем ты говоришь намеками, скажи лучше прямо! - Я не понял его, не понял его неопределенной улыбки. Я вдруг заметил, что его бьет озноб, он дрожал всем телом. - Тебя знобит? - Пустяки, - сказал он, - пройдет, идиотское пьянство! - Я подвел его к креслу с высокой спинкой, он сел, положил голову на спинку, а я тем временем захлопнул окно. - Может быть, тебе лучше будет в постели? - Он покачал головой. Я сунул буковую корягу в тлеющие угли. - Что мне делать? - спросил он, закрывая лицо руками. - Что?! Я не могу еще раз переродиться, да и не хочу! Рольф!.. В чем я провинился? Скажи мне. Я не знаю. Что я сделал такого, скажи мне. Ведь я идиот. Скажи!
- Я прочел твои записки, - снова сказал я. - Судя по ним, ты знаешь вполне достаточно. - Он опустил руки, открыл лицо. - Если бы знание решало дело! - сказал он я долго сидел не шевелясь, упершись локтями в колени. Помнишь прошлую осень? Наш вечер втроем. Ничего особенного, скажешь ты. Но для меня это был праздник... За всю зиму у нас не было больше такого вечера, у меня с ней. Так и сидим, она там, я здесь. Я околеваю, ей хоть бы что! Почему ты знаешь, Штиллер, что ей "хоть бы что"?! - Почему же она не кричит?! - спросил он. - Я гордец, я высокомерный гордец? Хорошо. А она? Она, видишь ли, ждала, когда я образумлюсь. Сколько лет можно ждать! Два года, десять, пятнадцать! Не имеет значения. Все равно! А теперь она изнемогла, рухнула. Я ее уничтожил, погубил, понимаешь ли? А она меня нет? - Кто тебя обвиняет? - Она, - ответил он, усмехнувшись, и снова прислонил голову к деревянной спинке кресла. - Я унижал ее! А она меня нет? - Штиллер, - сказал я, - теперь не надо себя мучить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145