ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
в чем, собственно, заключаются его достоинства?
Глава 16. Мбомбианда
Мбомбианда невидим, как и души, которые попадают к нему...
Мы шли по парку, озаренному лишь зеленоватым ломтиком луны, ярким, как воспоминание о приступе лихорадки. И хотелось бы лукаво объявить, будто “мы блуждали там целую вечность”, но нет: время, кажется, текло как обычно, и наша прогулка длилась несколько вполне заурядных часов, не более того, никак не...
А вот с сезонными явлениями творилось что то неладное: зеленые кроны лиственных деревьев были пышны и свежи как в начале лета; впрочем, попадались и белые облака вишневого цвета, и алые кляксы осенних кленов, и кусты ежевики, спелой, как в августе. И почему то шел снег. Его мелкие хлопья, невесомые и теплые, как взбитые сливки, иногда таяли, соприкасаясь с землей, а иногда оседали на сочной зеленой траве, и даже на рукаве моего свитера поселилось несколько таких живучих снежинок.
Мы не разговаривали вовсе, да и говорить было не о чем: пока длилась прогулка по парку, мы отлично понимали, что с нами случилось, и, кажется, знали даже, к чему это приведет. Знание, впрочем, не выстраивалось в словесную последовательность, не поддавалось осмыслению (близорукий разум, дальнозоркое сердце – обычное дело), но мы и не слишком старались расшифровать птичий язык предчувствий: будь что будет, лишь бы было хоть что то!
Снежные хлопья, между тем, становились все гуще и прозрачнее. Какое то время спустя, я заметил, что никакого снега уже нет… и вообще почти ничего нет: мы блуждаем в тумане, густом, тяжелом и зыбком, как старческий разум. Три руки одновременно потянулись ко мне: Алиса церемонно прикоснулась к локтю, Лиза по детски требовательно завладела ладонью, а Юстасия мертвой хваткой вцепилась в плечо.
Кажется, они тоже знали, что происходит: теперь мы окончательно перестали быть частью видимого мира. От гигантского мозаичного панно откололось несколько крошечных кусочков, из необъятного гобелена выдернули четыре коротенькие ниточки; при этом общая картина совершенно не пострадала. Разве что, самый зоркий из тружеников демиургов мог бы, пожалуй, случайно обнаружить новоявленный дефект, но уж никак не сторонний наблюдатель. Он, сторонний наблюдатель, и бровью не повел бы: что за дело ему до столь незначительных перемен?
Однако...
Нас больше не было – по крайней мере, там , где мы привыкли быть .
Это открытие вселяло в моих спутниц ужас и восторг: исчезнув окончательно и бесповоротно; почти добровольно, но и по принуждению могущественных обстоятельств вычеркнув себя из списка действующих лиц , они вдруг выяснили, что исчезнуть – вовсе не обязательно означает утратить себя . И это была хорошая новость.
Достаточно хорошая, чтобы вскружить голову.
Для меня же наша прогулка оказалась чредой удивительных приобретений. С каждым шагом я обрастал биографическими подробностями, воспоминаниями (память казалась мне тогда особой разновидностью телесности, чем то вроде дополнительной мышечной прослойки между кожей и остовом) и даже, кажется, неким подобием человеческой судьбы.
Судьба эта, строго говоря, все еще не могла считаться моим достоянием. Но я ощущал себя чем то вроде законного наследника. Завещатель пока жив, приговор врачей неоднозначен, однако необходимые бумаги заполнены, подписаны и надежно спрятаны в несгораемый сейф. Под такие гарантии можно начинать жить на широкую ногу, в долг, ибо всегда найдутся кредиторы, с оптимизмом глядящие в завтрашний день.
Мои спутницы внезапно утратили прошлое, я же лишь изготовился вступить во владение этим сомнительным сокровищем; так или иначе, но все мы испытывали скорее растерянность, чем страх или восторг. Потоптавшись на месте, мы переглянулись и решительно зашагали дальше: невозможно заблудиться, если не знаешь, куда идешь. А мы шли не “куда то” а в “когда нибудь”, шаг за шагом приближались к тому мгновению, когда туман начнет оседать на землю крупными хлопьями, не влажными, а сухими, легкими и теплыми, как пепел.
Глава 17. Ме
В шумерской мифологии могущественные божественные таинственные силы, управляющие миром <…> Считалось, что силами Ме могли обладать города и храмы.
Когда туман рассеялся, все, разумеется, было готово. Город предстал перед нами; если первое впечатление и есть самое верное, то наш Город был ни чем иным как тенью, вернее букетом причудливых теней, темных силуэтов на склоне горы, четко прорисованных на фоне светлеющего, уже почти бирюзового неба.
Несколько секунд спустя, появились и подробности, тысячи мелких деталей, из которых, собственно, и складывается картина всякого мира; разглядеть же ее полностью не удается, пожалуй, никому: каждый снимает сливки по своему вкусу. И порой, слушая рассказы нескольких человек, вместе побывавших в одном и том же месте, можно решить, будто они бродили по разным городам.
Мне бросилось в глаза странное сочетание приземистых массивных зданий и хрупких, почти игрушечных башенок, и еще дом из белого кирпича на самом краю Города, на его островерхой крыше крутился флюгер в форме попугая, хотя ветра, кажется, не было. Лиза говорила о причудливой постройке, сложенной из зеленоватых камней и теплом оранжевом свете в одном из ее окон. Юстасия утверждала, что прозрачные утренние облака над городом на какое то мгновение в точности повторили очертания городских крыш. Алиса же клялась, что слышала музыку, едва различимую, неразборчивую, но почти наверняка танцевальную мелодию, и подумала, что где нибудь на окраине заканчивается затянувшаяся вечеринка…
– Этот город – твоя выдумка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Глава 16. Мбомбианда
Мбомбианда невидим, как и души, которые попадают к нему...
Мы шли по парку, озаренному лишь зеленоватым ломтиком луны, ярким, как воспоминание о приступе лихорадки. И хотелось бы лукаво объявить, будто “мы блуждали там целую вечность”, но нет: время, кажется, текло как обычно, и наша прогулка длилась несколько вполне заурядных часов, не более того, никак не...
А вот с сезонными явлениями творилось что то неладное: зеленые кроны лиственных деревьев были пышны и свежи как в начале лета; впрочем, попадались и белые облака вишневого цвета, и алые кляксы осенних кленов, и кусты ежевики, спелой, как в августе. И почему то шел снег. Его мелкие хлопья, невесомые и теплые, как взбитые сливки, иногда таяли, соприкасаясь с землей, а иногда оседали на сочной зеленой траве, и даже на рукаве моего свитера поселилось несколько таких живучих снежинок.
Мы не разговаривали вовсе, да и говорить было не о чем: пока длилась прогулка по парку, мы отлично понимали, что с нами случилось, и, кажется, знали даже, к чему это приведет. Знание, впрочем, не выстраивалось в словесную последовательность, не поддавалось осмыслению (близорукий разум, дальнозоркое сердце – обычное дело), но мы и не слишком старались расшифровать птичий язык предчувствий: будь что будет, лишь бы было хоть что то!
Снежные хлопья, между тем, становились все гуще и прозрачнее. Какое то время спустя, я заметил, что никакого снега уже нет… и вообще почти ничего нет: мы блуждаем в тумане, густом, тяжелом и зыбком, как старческий разум. Три руки одновременно потянулись ко мне: Алиса церемонно прикоснулась к локтю, Лиза по детски требовательно завладела ладонью, а Юстасия мертвой хваткой вцепилась в плечо.
Кажется, они тоже знали, что происходит: теперь мы окончательно перестали быть частью видимого мира. От гигантского мозаичного панно откололось несколько крошечных кусочков, из необъятного гобелена выдернули четыре коротенькие ниточки; при этом общая картина совершенно не пострадала. Разве что, самый зоркий из тружеников демиургов мог бы, пожалуй, случайно обнаружить новоявленный дефект, но уж никак не сторонний наблюдатель. Он, сторонний наблюдатель, и бровью не повел бы: что за дело ему до столь незначительных перемен?
Однако...
Нас больше не было – по крайней мере, там , где мы привыкли быть .
Это открытие вселяло в моих спутниц ужас и восторг: исчезнув окончательно и бесповоротно; почти добровольно, но и по принуждению могущественных обстоятельств вычеркнув себя из списка действующих лиц , они вдруг выяснили, что исчезнуть – вовсе не обязательно означает утратить себя . И это была хорошая новость.
Достаточно хорошая, чтобы вскружить голову.
Для меня же наша прогулка оказалась чредой удивительных приобретений. С каждым шагом я обрастал биографическими подробностями, воспоминаниями (память казалась мне тогда особой разновидностью телесности, чем то вроде дополнительной мышечной прослойки между кожей и остовом) и даже, кажется, неким подобием человеческой судьбы.
Судьба эта, строго говоря, все еще не могла считаться моим достоянием. Но я ощущал себя чем то вроде законного наследника. Завещатель пока жив, приговор врачей неоднозначен, однако необходимые бумаги заполнены, подписаны и надежно спрятаны в несгораемый сейф. Под такие гарантии можно начинать жить на широкую ногу, в долг, ибо всегда найдутся кредиторы, с оптимизмом глядящие в завтрашний день.
Мои спутницы внезапно утратили прошлое, я же лишь изготовился вступить во владение этим сомнительным сокровищем; так или иначе, но все мы испытывали скорее растерянность, чем страх или восторг. Потоптавшись на месте, мы переглянулись и решительно зашагали дальше: невозможно заблудиться, если не знаешь, куда идешь. А мы шли не “куда то” а в “когда нибудь”, шаг за шагом приближались к тому мгновению, когда туман начнет оседать на землю крупными хлопьями, не влажными, а сухими, легкими и теплыми, как пепел.
Глава 17. Ме
В шумерской мифологии могущественные божественные таинственные силы, управляющие миром <…> Считалось, что силами Ме могли обладать города и храмы.
Когда туман рассеялся, все, разумеется, было готово. Город предстал перед нами; если первое впечатление и есть самое верное, то наш Город был ни чем иным как тенью, вернее букетом причудливых теней, темных силуэтов на склоне горы, четко прорисованных на фоне светлеющего, уже почти бирюзового неба.
Несколько секунд спустя, появились и подробности, тысячи мелких деталей, из которых, собственно, и складывается картина всякого мира; разглядеть же ее полностью не удается, пожалуй, никому: каждый снимает сливки по своему вкусу. И порой, слушая рассказы нескольких человек, вместе побывавших в одном и том же месте, можно решить, будто они бродили по разным городам.
Мне бросилось в глаза странное сочетание приземистых массивных зданий и хрупких, почти игрушечных башенок, и еще дом из белого кирпича на самом краю Города, на его островерхой крыше крутился флюгер в форме попугая, хотя ветра, кажется, не было. Лиза говорила о причудливой постройке, сложенной из зеленоватых камней и теплом оранжевом свете в одном из ее окон. Юстасия утверждала, что прозрачные утренние облака над городом на какое то мгновение в точности повторили очертания городских крыш. Алиса же клялась, что слышала музыку, едва различимую, неразборчивую, но почти наверняка танцевальную мелодию, и подумала, что где нибудь на окраине заканчивается затянувшаяся вечеринка…
– Этот город – твоя выдумка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17