Когда еще доведется…
У меня не нашлось возражений: "позволить себе роскошь" – это она очень хорошо сформулировала. В конце концов, все мы в последнее время только этим и занимаемся: позволяем себе разного рода роскошь – каждый в меру собственного воображения. А чем еще заниматься бессмертным богам, когда их мир собирается рухнуть, и даже дата последней битвы уже известна, а от былой наивной уверенности в собственном бессмертии давнымдавно камня на камне не осталось…
– Ладно, – примирительно усмехнулась Афина, – по большому счету, ты прав, Видур.
Пожалуй, я действительно воспользуюсь своим собственным зрением. Все равно, человеческие глаза этого красавчика могут только смотреть, а не видеть…
Я одобрительно кивнул, и мы оба уставились вниз, на крошечное зеленое пятнышко.
Привычным, почти незаметным усилием воли я заставил это пятнышко приблизиться и стать тем, чем оно на самом деле и было: мужчиной в яркозеленом плаще.
Он сидел на камне посреди совершенно голой песчаной равнины. Люди любят назвать такие места "пустынями", но мне не нравится это название. Оно лжет: я много путешествовал по этим самым "пустыням", и ни разу не встретился там лицом к лицу с обещанной пустотой… Его руки были сложены на коленях, светлые растрепанные волосы почти закрыли лицо, на котором блуждала странная отрешенная улыбка, какие мне до сих пор доводилось видеть только на лицах спящих. А потом я заглянул в темную глубину его глаз, и мне стало не по себе. Я еще никогда не видел такой пугающей темноты – ни в человеческих глазах, ни в глазах своих родичей, ни в глазах моих мертвых воинов… ни в единственном зрачке своего собственного отражения, если на то пошло!
– Это он, Нике. – Обреченно сказал я. Она обернулась ко мне, ее брови – брови Марлона Брандо! – удивленно поползли вверх: до сих пор я только один раз назвал Афину этим именем, моим любимейшим из ее имен. Это случилось в самом начале нашего знакомства, и тогда я еще не знал, какое число непотребных слов способна пустить в ход эта сероглазая, когда ктото пытается сказать ей, что она прекрасна! В тот раз это развлечение доставило мне некоторое удовольствие, но меня не слишком прельщала возможность повторно выслушать ее брань: я подозревал, что ничего нового Афина с тех пор не придумала, и мне станет скучно…
– Кто – "он"? – Наконец спросила Афина. Кажется, она решила не затевать новую свару по поводу несвоевременного употребления нежнейшего из ее имен.
– Ты чтото путаешь, Гаут. Этот смертный – не твой сумасшедший побратим.
Впрочем, возможно, он и не смертный…
– В томто и дело, что не смертный. – Мрачно согласился я. – Боюсь, что он гораздо менее смертный, чем мы сами… А при чем тут мой побратим?
– Ну, не знаю. – Рассеянно сказала она. – Мне всегда казалось, что только его внезапное появление может выбить тебя из колеи.
– Глупости какие! – Отмахнулся я. – "Выбить меня из колеи" – еще чего!
Просто у меня немного портится настроение, когда я в очередной раз вспоминаю, во что превратился бедняга Локи. Ты наверное не поверишь, но когдато с ним было очень весело, и это были хорошие времена… Да пес с ним, не о том речь! Ты еще не поняла, кто этот незнакомец внизу? Это тот, за кем с радостью пойдут худшие из смертных, тот, кого ждали мертвецы, чтобы подняться из могил, ядовитое чудовище, под ногами которого плодородные земли превращаются в растрескавшуюся глину… Когда люди моего народа пытались перевести смутное знание о неизбежном на язык слов, они придумали свою историю о конце всего – они назвали это "день судьбы богов".
Надо отдать им должное, не так уж много они и напутали! Во всяком случае, куда меньше, чем все остальные… Так вот, кроме всего прочего, они предсказали, что перед последней битвой откудато с юга прийдет великан Сурт с огненным мечом – в конце концов онто и сожжет мир! Боюсь, этот парень и есть тот, кого они назвали Суртом. Он пришел, и теперь все покатится в пропасть так быстро, что мы не успеем перевести дыхание… Это и есть наш главный враг, Нике. По сравнению с ним Локи – мой добрый приятель. В конце концов, он такой же невольник своей странной судьбы, как и мы все. А этот поганый пришел сюда развлекаться.
– Не развлекаться. – Задумчиво возразила она. – Он пришел сюда просто потому, что так вышло. В отличие от нас, он действительно мог отказаться принимать в этом участие, но его выбор уже сделан, так что теперь мы с ним в одной лодке… Хотя, он действительно возглавит армию наших врагов, одно другому не мешает, ты же знаешь.
– Не мешает. – Неохотно согласился я. – А с каких это пор ты занялась пророчествами? – Она не ответила. Про себя я удивленно подумал, что Афина не так проста, как кажется, а значит и с прочими ее родичами следует держать ухо востро… Потом я снова всмотрелся в темноту глаз растрепанного незнакомца, который попрежнему неподвижно сидел на своем камне. Эта тьма была совершенно непроницаемой – для кого угодно, но только не для меня: случалось мне разгадывать загадки и похитроумнее! На сей раз я был вынужден неохотно признать, что наш враг не вызывает у меня должного отвращения. Я быстро понял, в чем дело: ему не единожды доводилось пить мед поэзии, а я всегда питал известную слабость к скальдам.
– А знаешь, он ведь не раз окунал руки в кровь Квасира. Вот уж никогда бы не подумал!
– Сказал я Афине.
– В чью кровь?
– Все время забываю, что ты не всегда понимаешь мои речи! – Снисходительно усмехнулся я. – Я хотел сказать, что в свое время он был поэтом, а может быть, и до сих пор… "Кровь Квасира" – это поэзия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23