Она стояла совершенно неподвижно, Бенбоу глядел на нее.
- Неужели вам нравится жить так? - спросил он. - Зачем? Вы еще молоды; вернитесь в город и снова похорошеете, когда не придется поднимать ничего, кроме собственных век.
Женщина не шевельнулась, она стояла, едва касаясь стены.
- Бедный, испуганный дурачок.
- Видите ли, - сказал Бенбоу, - мне не хватает мужества. Оно покинуло меня. Механизм на месте, но не действует.
Его рука неуверенно коснулась ее щеки.
- Вы еще молоды.
Женщина стояла неподвижно, ощущая на лице его руку, касающуюся плоти так, словно он пытался изучить расположение и форму костей и строение, тканей.
- У вас впереди почти вся жизнь. Сколько вам лет? Вам же еще нет тридцати. - Говорил он негромко, почти шепотом.
Женщина заговорила, не понижая голоса. Не пошевелилась, не убрала рук с груди.
- Почему вы ушли от жены?
- Потому что она ест креветки, - ответил Бенбоу. - Я не мог... Видите ли, была пятница, и я подумал, что в полдень надо идти на станцию, брать с поезда ящик креветок, возвращаться с ними домой, отсчитывать по сто шагов, менять руку и...
- Ходили за ними каждый день? - спросила женщина. - Нет. Только по пятницам. Но в течение десяти лет, с тех пор, как мы поженились. И до сих пор не могу привыкнуть к запаху креветок. Но дело не в том, что мне столько раз приходилось носить их домой. Это я способен вынести. Дело в том, что с упаковки капает, и вот я как-то последовал за собой на станцию, отошел в сторону и стал смотреть, как Хорес Бенбоу берет с поезда ящик и несет домой, меняя руку через каждые сто шагов, я шел за ним и думал: "Здесь, в бесцветном ряду маленьких вонючих капель на миссисипском тротуаре, покоится Хорес Бенбоу".
- А-а, - протянула женщина. Дышала она спокойно, руки ее были сложены. Она отошла от стены; Бенбоу посторонился и пошел за ней по коридору. Они вошли в кухню, там горела лампа.
- Извините меня за мой вид, - сказала женщина. Подойдя к стоящему за печью ящику, она выдвинула его и встала над ним, руки ее были спрятаны под одеждой. Бенбоу стоял посреди комнаты.
- Приходится держать его в ящике, чтобы не добрались крысы, - сказала женщина.
- Что? - спросил Бенбоу. - Что там такое?
Он подошел к ящику и заглянул в него. Там спал ребенок, ему еще не исполнилось и года. Хорес молча смотрел на худенькое личико.
- О, - произнес он. - У вас есть сын.
Они смотрели на осунувшееся личико ребенка. Снаружи донесся шум; на задней веранде послышались шаги. Женщина задвинула коленом ящик обратно в угол, и тут вошел Гудвин.
- Все в порядке, - сказал он Хоресу. - Томми проводит вас к машине.
Потом вышел и скрылся в доме.
Бенбоу взглянул на женщину. Руки ее по-прежнему были скрыты под платьем.
- Спасибо за ужин, - сказал он. - Возможно, со временем...
Он смотрел на нее, она отвечала ему спокойным взглядом, лицо ее было не столько угрюмым, сколько холодным, спокойным.
- Может, я смогу что-то сделать для вас в Джефферсоне. Прислать чего-нибудь...
Женщина легким, округлым движением вынула руки из складок платья, потом резко спрятала снова.
- С этим мытьем посуды и стиркой... Можете прислать апельсиновых леденцов.
Томми и вслед за ним Бенбоу спускались по заброшенной дороге. Бенбоу оглянулся. Мрачные развалины дома вздымались на фоне неба над бесчисленными густыми кедрами, темные, запустелые и таинственные. Дорога представляла собой эрозийную впадину, слишком глубокую для дороги и слишком прямую для паводкового рва, ее густо устилали папоротник, гнилые листья и ветви. Бенбоу шел вслед за Томми, шагая по еле заметной тропинке, где ноги промяли гнилую растительность до самой глины. Кровля ветвей над их головами постепенно редела. Спуск становился извилистее и круче.
- Где-то здесь мы видели сову, - сказал Бенбоу. Идущий впереди Томми захохотал.
- И он перепугался ее, посадить меня на цепь.
- Да, - ответил Бенбоу. Он шел за еле видным силуэтом Томми, стараясь с нудным упорством пьяного говорить и шагать твердо.
- Будь я пес, если это не самый пугливый белый, какого я видел, сказал Томми. - Шел вот он по тропинке к веранде, тут из-под дома собака, подбежала и стала нюхать ему ноги, как любая другая, и будь я пес, если он не отскочил, будто это ядовитая змея, а сам он босиком, вытащил свой маленький аретматический пистолет и пристрелил ее. Пусть меня сожгут, если было не так.
- А чья была собака? - спросил Бенбоу.
- Моя, - ответил Томми и сдавленно хохотнул. - Старая, блохи не тронула бы, если б могла.
Дорога понизилась и стала ровной. Бенбоу шагал осторожно, шурша ногами по песку. На фоне белого песка он видел, как Томми идет шаркающей, неуклюжей походкой, словно мул, ступая без видимых усилий, пальцы босых ног с шуршаньем отбрасывали назад песчаные струйки.
Дорогу пересекла громоздкая тень поваленного дерева. Томми перешагнул через него, Бенбоу последовал за ним, все так же старательно, осторожно перебрался через гущу листвы, еще не увядшей и до сих пор пахнущей зеленью.
- Еще вот... - начал было Томми, потом обернулся. - Прошли?
- Все в порядке, - ответил Хорес. Он снова обрел равновесие. Томми продолжал:
- Еще вот затея Лупоглазого. Ни к чему так загораживать дорогу. Взял да повалил дерево, а нам приходится топать до грузовика целую милю. Я говорил ему, что люди ходят к нам покупать вот уже четыре года, и до сих пор никто не тревожил Ли. Да и обратный путь тоже не меньше. Только Лупоглазый и слушать не стал. Будь я пес, если он не боится собственной тени.
- Я бы тоже боялся, - сказал Бенбоу. - Если б его тень была моей.
Томми негромко хохотнул. Дорога превратилась в черный туннель, под ногами тускло поблескивал мелкий песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12