Вы все говорили, говорили и казались счастливым от того, что снова слышите мой голос, а я гадал — неужели время и впрямь все лечит, оставляя вечные, но зажившие шрамы? Боль в конце концов ушла, так что я мог бы… что? Стерпеть ваше присутствие? Прийти сюда и посмотреть на вас с одной только простой неприязнью? С любопытством, презрительно скривив губы? — Вежливая улыбка держалась на лице Рюба, и в ней — каким-то чудом ему это удалось — даже не чувствовалось напряжения. — А может быть, ни то, ни другое, ни третье. Я спросил себя: возможно, вспоминая сейчас о Рюбе Прайене, я лишь мысленно пожимаю плечами? Мол, все это было так давно, что какого дьявола вспоминать?— И что же вы решили? — Рюб наконец указал на дубовый стул с прямой спинкой. — Присаживайтесь, доктор.— Нет, я хочу подняться наверх и осмотреться. Хочу снова увидеть Проект. Вот поэтому-то я и пришел. И поэтому, Рюб, решил остановиться на снисходительном любопытстве. На том, что буду разглядывать вас, слегка забавляясь. Именно это я и делаю сейчас, если вы еще не заметили. Оглядываю вас с головы до ног, слегка потешаясь над вашей самонадеянностью. Пытаюсь понять, как это, черт возьми, у вас могло хватить наглости заговорить со мной, пусть даже по телефону. Не говоря уж о том, чтобы пригласить меня на обед! Итак, Рюб, говоря спокойно, снисходительно забавляясь вашей самонадеянностью, — какого дьявола вам от меня нужно?— Помощи. И, если только это возможно… начать восстанавливать дружеские чувства, которые по крайней мере я к вам испытываю.— А знаете, это и впрямь забавно. Экая наглость! Проклятая ваша наглость! Итак, еще раз — что вам от меня нужно?Мгновение Рюб стоял, глядя на Данцигера; в его глазах светилось удовольствие. Затем, явно повинуясь порыву, он протянул руку:— Начать все сначала.Данцигер стоял, недоверчиво покачивая головой. Он все еще качал головой, когда на его губах появилась неохотная усмешка.— Экая наглость! — повторил он, однако руку Рюба принял. — Пойдемте. — Он повернулся ко встроенной заподлицо со стеной двери, которая находилась напротив входной. — Давайте поднимемся наверх.Рюб двинулся вперед, распахнул дверь и придержал ее для Данцигера. Тот переступил порог и остановился, с любопытством озираясь в тесном, с бетонным полом закутке перед закрытыми шахтами лифтов. Ухмыляясь, Рюб вошел следом, и Данцигер сказал:— Подлый вы негодяй! Сколько я ни размышлял, а этого не предвидел, — кажется, у меня все еще сохранились остатки некой старческой симпатии к вашей персоне. Кто бы мог подумать!Он нажал на кнопку лифта, и дверцы плавно разошлись.На верхнем, шестом этаже они двинулись вперед по выложенному пластиковой плиткой коридору. Высокий старик все озирался, в его глазах светился острый интерес. Он снял шляпу и нес ее в руках; его веснушчатую лысину венчиком окаймляли крашеные черные волосы. Здесь все было как в любом учреждении: нарисованные по трафарету стрелки на стенах коридоров указывали направление и номера комнат, кое-где у закрытых дверей висели черно-белые пластиковые таблички с фамилиями. Данцигер указал на одну, где было написано: «К.Вич».— Кэтрин Вич, — сказал он, — Кэти. Славная девочка… — Он остановился. — Загляну к ней на минутку, поздороваюсь.— Боюсь, доктор, ее сегодня нет.Они пошли дальше, и снова Данцигер остановился — на сей раз у двери, на которой не было никаких надписей.— Кажется, это дверь на мостки. Я хочу пройтись по ним, Рюб, взглянуть на «Большую арену».— Но…Данцигер упрямо покачал головой — с той властностью, которая и прежде была присуща ему.— Рюб, я хочу видеть. Это не займет много времени…— Я хотел сказать, доктор Данцигер, что не прихватил сегодня ключи.Мгновение Данцигер молча смотрел на Рюба; затем они двинулись дальше, завернули за угол и остановились у дверей конференц-зала. Данцигер и не подумал открывать дверь, и тогда Рюб, потянувшись из-за его спины к дверной ручке, повернул ее и жестом пригласил Данцигера войти. Еще мгновение Данцигер не двигался, оглядывая длинную комнату, наконец он вошел и спросил:— Рюб, куда делись все остальные?— Э-э… — Рюб шагнул вслед за ним и прикрыл дверь, — сегодня же выходной, доктор. Так что они, наверное, дома. Отсыпаются, читают газеты и все такое прочее.Он подошел к столу, на котором лежал атташе-кейс, и знаком предложил Данцигеру занять место напротив. Тот обогнул стол, на ходу снимая пальто и разглядывая стены, световые люки в потолке, ковры.— В бытность мою выходные дни здесь ничем не отличались от будней, — заметил он. Сложив пальто и шляпу на одном стуле, он присел на соседний. На докторе Данцигере был синий костюм и белая рубашка с синим в белую полоску галстуком. — Я бывал здесь каждый день, по нескольку часов, по воскресеньям даже и дольше. И вы тоже. И Оскар. И большинство сотрудников. Мы были здесь, в Проекте, потому что хотели здесь быть.Устроившись лицом к собеседнику, он удобно откинулся на спинку стула и положил длинную руку на стол — поза, хорошо знакомая Рюбу.— Что же, миновал не один год с тех пор, как вы ушли. И с тех пор, как ушел Сай. — Рюб отодвинул в сторону чемоданчик, положил локти на стол, переплел пальцы. — Все успокоилось, устоялось, пришло в норму. Так что все мы постепенно стали…Он осекся, потому что Данцигер, чья рука все еще лежала на столе, что-то писал на слое пыли указательным пальцем своей старческой, испещренной веснушками руки. Рюбу пришлось изогнуться, чтобы увидеть, что такое написал доктор Данцигер, и слово предстало перед ним во всей своей красе: «Вранье!» Глаза их встретились, и высокий старик сказал:— Вы же все равно собирались когда-нибудь рассказать мне правду, Рюб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108