..— Мы ведь не сильно обременяем вас, правда?.. — Эмме Григорьевне не терпелось узаконить свои претензии на будущее. — В конце концов, вы человек умственного труда. Физические упражнения вам только на пользу!..— Это правда! — не успев отдышаться, Толик снова вцепился в чемодан. — Я вам даже благодарен. Если бы у Ивана Васильевича не случился понос, мне бы грозила полная атрофия мышц!.. * * * — Не получилось!.. Толик впихнул чемодан в комнату и, не снимая плаща, рухнул на кровать. — Там, наверху, какая-то свадьба или проводы… Все выперлись на площадку и стали пялиться на чемодан… В общем, сорвалось!..— Толик, а может, ничего страшного, а?.. — тётя Вера начала очередной сеанс своей наивной психотерапии. — Пусть всё идёт, как идёт… Ну, будет обыск… Насколько я понимаю, в твоих произведениях нет ничего такого… криминального, что ли…— А откуда тебе это известно? — язвительно поинтересовался Толик. — Ты уже второй месяц мусолишь мой рассказ и всё никак не можешь его дочитать!.. А вдруг я новый Радищев?..— Ну, ты же знаешь… — тётя Вера благоразумно отошла на оборонительные позиции. — У меня постоянное давление… Я не могу помногу читать… Глаза очень устают…— А читать по ночам марксистские брошюры, — взвился Толик, — у тебя глаза не устают?.. Хочешь, я тебе скажу, что лежит у тебя под подушкой?.. Сказать?..— «Антидюринг»… — конфузливо ответила тётя Вера. — Не забывай, что я всю жизнь проработала на кафедре марксизма-ленинизма. Это мой рабочий материал!..— Но ты понимаешь… — Толик задыхался от сарказма. — Ты понимаешь, что человек, читающий по ночам Энгельса, подлежит срочной психиатрической экспертизе?.. Это же аномалия!..— Толик! — голос тёти Веры заметно окреп. — Ты сам всегда говорил, что человек свободен. Почему же тебе хочется, чтобы все думали так, как ты!.. Ты веришь в одно, а я — в другое!..— Это-то и ужасно!.. — закричал Толик. — Мы с тобой антиподы!.. Да какого кошмара мы дожили, если родная тетка — мой политический антипод!.. * * * …В телефонной будке Толик лихорадочно шарил по карманам, выгребая из них последнюю мелочь. Аппарат прилежно сглатывал монеты. По ту сторону провода напряженно молчали.«Алё! — надрывался в трубку Толик. — Кто это, Игорь или Лариса?.. Алё, вы меня слышите?.. Ответьте же что-нибудь!.. Это Толик Парамонов!..»Опять молчание. Слишком живое и выразительное для того, чтобы быть технической неисправностью. Толик беззвучно матерился, швырял трубку на рычаг и снова принимался искать очередную двушку.«Алё! — орал он через секунду. — Это Борис?.. А можно попросить Бориса?.. Скажите Анатолий Парамонов!.. Ах, его нет!.. А когда он будет?..»Выдержав внушительную паузу, трубка ответила частыми гудками. Оставалась последняя двушка. Толик аккуратно вложил её в прорезь аппарата и осторожно набрал номер.«Алё!.. Добрый день!.. Будьте любезны, Евпатия или Аглаю!.. Они на даче?.. А с кем я говорю?.. Соседка?.. Да нет, просто скажите, что звонил Парамонов!..»Двушки кончились. Можно было бы, конечно, разменять пятаки, да что в этом толку!.. Толик оглянулся по сторонам. За мутным стеклом телефонной будки размыто, как на экране неисправного телевизора, двигалась безразличная толпа со смазанными лицами, текли ленивые потоки машин. Обычный тухлый московский пейзаж. Ничего такого, что могло бы смутить глаз или ухо. И всё-таки Толик сжался от мгновенного и острого чувства опасности. Чувство это не покидало его весь последний день, но именно сейчас обострилось до предела. И вроде бы этот тип в польском плаще и с полиэтиленовой авоськой ничем не отличался от остальных мужичков, вяло топтавшихся у табачного киоска, но волчья интуиция Толика безошибочно выхватила из тысячи других прохожих именно этого невзрачного типа — слишком безразличный взгляд, слишком настороженный профиль. Следят, сволочи!..Толик ещё с полминуты оставался в будке, делая вид, что набирает очередной номер, — ему хотелось как следует запомнить внешность человека с авоськой, — а затем стремительно выскочил на улицу и ринулся в толпу… * * *
…Он то замедлял шаг, то снова набирал скорость. Мало-помалу погоня начинала его забавлять. Спину покалывали мурашки, холодные и острые, как пузырьки в газировке, но Толик знал, что это не страх. Это было то весёлое, дерзкое и куражливое состояние души, которое запомнилось ему ещё со школьных времен, когда «замоскворецкие» ходили на «марьинорощинских».Человек в польском плаще продолжал двигаться за ним, держа руку с авоськой чуть на отлете, точно в ней находилось нечто такое, что всякую секунду может взорваться… * * * …В троллейбусе они снова оказались рядом. При близком рассмотрении преследователь и впрямь оказался совсем бесцветным: блеклые глаза, рыжие реснички. Ну что ж, всё правильно, они дело знают, таким и должен быть профессиональный филер.Толик подобрался к преследователю совсем близко — пусть знает, козел, что я его рассекретил! — и принялся настырно сверлить его зрачками. Тот рассеянно отстранился, исподлобья взглянул на Толика, по лицу его скользнула тень не то удивления, не то смущения, не то досады — Толик победительно отфиксировал последнее! — и опять бездумно воззрился на бегущий за окном городской пейзаж… * * * …Толик выскочил из троллейбуса где-то в районе Кропоткинской. Некоторое время он шел, не оглядываясь, наконец не выдержал и обернулся. Тип с авоськой, ничуть не скрываясь, следовал за ним.В далёкой диссидентской юности Толику попался в руки какой-то роман из жизни народовольцев. Революционеров Толик не любил, книжка ему активно не понравилась, но кое-какие полезные сведения он оттуда всё-таки выудил.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4