То и дело кто-нибудь из нас подходит к анте, отрезает кусок и медленно жует. От такого обжорства на лицах выступают красные пятна. Индейцы, живущие в других хижинах лагеря, приходят к нам и принимают участие в пиршестве.Все радуются, что запасов мяса анты хватит и на следующие дни.В воздухе появляются жуки-светлячки, наступает ночь. Если не разразится гроза и не принесет прохлады, тропическая ночь будет душной, с тяжелыми снами после такого пиршества. БОЛЕЗНИ, НАСТРОЕНИЯ И КОМАРЫ Убийственный, совершенно невыносимый климат!Еще сегодня утром, обсуждая охотничьи вылазки, Альфредо Ласерда смеялся вместе с нами, с аппетитом ел приготовленные Болеком фижон и фаринью и запивал все это шимароном. Потом охотно пошел с нами в лес. Смеялся над нами, поляками, что мы удрали от ливня. Остался в лесу и вернулся веселый вместе с остальными бразильцами, принесшими убитую анту. Рослый, здоровый парень с красивыми глазами и смуглым лицом, родившийся и выросший в здешних лесах.И вот Альфредо лежит на земле, словно подсеченное дерево, сваленный неожиданной болезнью. Не может встать без посторонней помощи. Извивается от боли в желудке. Пот выступает у него на всем теле, температура поднимается до 40o. Это, кажется, последствия дождя — бразильский климат и тропический лес дают о себе знать.Лечу Альфредо касторкой и другими лекарствами, но болезнь не сдается: лихорадка продолжается всю ночь и следующий день. Мы, здоровые, чтобы не терять времени, продолжаем охотиться, хотя дело и не клеится. Все подавлены болезнью Альфредо, особенно бразильцы.Под вечер второго дня болезни Альфредо взрывается бомба: бразильцы заявляют мне, что завтра все четверо вместе с собаками вынуждены будут вернуться домой. Это расстраивает все мои планы, но в душе я признаю справедливость решения охотников. У Альфредо температура все еще 39,5o. К тому же он лежит почти под открытым небом. Парень окружен нашим заботливым вниманием. Однако ему нужен хороший домашний уход. Я и мои спутники-поляки решаем остаться в тольдо.Утром Альфредо почувствовал себя гораздо лучше, температура спала. Поэтому я немало удивлен, что бразильцы все же собираются уходить. Они говорят, что иначе поступить не могут.— Но ведь Альфредо стало гораздо лучше! — уговариваю их. — Завтра он будет совершенно здоров.— О сеньор! Возможно, что он и выздоровеет, — отвечает Педро Ласерда, — однако мы должны вернуться домой.— Почему? — вырывается у меня почти резко. — Я совсем не понимаю этого.— Нужно. Мы не выдержим здесь!— Как это не выдержите?Я испытующе смотрю на лицо Педро. Замечаю на нем то, чего не замечал раньше: безграничную тоску, подавленность и какое-то ожесточение.— Может быть, вы больны? — спрашиваю его.Педро пренебрежительно пожимает плечами:— Болен? Да нет же!— Может быть, я плохо относился к вам?— Ничего подобного, сеньор. Не говорите так.— Тогда плохое питание?— Нет, достаточно было всего: и фижона, и фариньи, и сала. Осталось еще много мяса анты.— Но что же тогда?..Я охотно добавил бы «…черт возьми!».Бразильцы угрюмо посматривают на меня:— Мы должны отвести Альфредо домой.— Он уже здоров!— Он еще болен! — не уступают охотники.— Так пусть один из вас проводит его, а остальные остаются.— Мы все должны отвести его. Это наш брат и друг.В это время ко мне подходит Пазио и по-польски шепчет:— Ради бога не упирайтесь, не задерживайте их!— Почему?— Если бы они и остались, то устраивали бы нам скандалы и отравляли нашу жизнь… Ведь они больны.— Что у них?— Упадок духа. Они заболели потому, что тоскуют по дому; потому что слишком уж долго льют эти проклятые дожди; потому что тут плохо спать и прочее и прочее… Болезнь Альфредо доконала их.— Три дня назад, когда подстрелили тапира, все они были в самом лучшем расположении духа.— Хо, три дня назад! После того дня заболел Альфредо и они впали в меланхолию.— Это настоящая истерика!— Возможно. Наш климат так действует на людей, что они становятся вялыми и нерешительными.Пазио прав: климат отвратительный. Я смотрюсь в зеркальце и не узнаю себя, когда вижу в нем исхудавшее лицо с обострившимися скулами и запавшими глазами. Просто счастье, что мы еще сохраняем бодрость духа и не теряем отваги. Пазио даже смеется над моим исхудавшим лицом:— Здешние леса немного пообглодали вас.Пазио шутит, но и его джунгли не пощадили. Уже несколько дней он пробуждается утром с мучительной головной болью. Это вероятно рецидив малярии, которой он тяжело болел три года назад.Вместо завтрака Пазио пожирает ценный хинин из нашей полевой аптечки. Только после приема большой дозы хинина боль в голове проходит, и он вновь обретает желание жить.— Значит, отпустить бразильцев? — спрашиваю его, возвращаясь к прерванному разговору.— Пусть уходят!— А мы одни справимся?— Думаю, что да. Правда, нам будет недоставать охотничьих собак, но индейцы проводят нас к шупадорам, на тапиров, а там собаки вообще не нужны. Если подвернется ягуар или пума, то индейцы выследят зверя не хуже хваленых бразильских собак, в этом я убежден.Я велю Болеку приготовить обильный прощальный завтрак: к фижону прибавить побольше сала, заварить свежий горячий шимарон, а в конце пира попотчевать нас черным кофе. Болек в это время извлекал из-под ногтей на ногах вгрызшихся туда земляных блох. Он немедленно прерывает эту «работу»и проворно исполняет мое поручение.На мою левую руку садится комар. У него светлые ножки. Голову свою он наклоняет к коже больше, чем брюшко. Это малярийный комар, разносчик страшнейшего бича этих мест — малярии. Я убиваю его ударом правой ладони. После него остается маленькая капелька крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45