— Аленушка! — вскричал Николенька. — Мы весь Санкт-Петербург обрыскали, отыскивая тебя!Она молча шла вперед, не поднимая головы. Гвардеец не отставал, страстно нашептывая:— Жить не могу без тебя!Она приостановилась, подняла на Демидова синие глаза. В них заблестели слезинки.— Зачем смутили мою душу! — с тоской сказала она.— Я хочу видеть и слышать тебя! — воскликнул Николенька.Монашка степенно пошла к церкви, оставив гвардейцев на дорожке.— Боже мой, что делать? — горестно вырвалось у Николеньки.— Ну, брат, пустяки! Дело в порядке. Нельзя больше колебаться: атака, приступ, победа!— Как?— Очень просто, Демидов. Взгляни на себя: господь бог наградил тебя смазливой рожей. А это все!— Лицо у меня девичье! — со вздохом признался сержант.— Вот это и хорошо! Ты по виду совершеннейшая девица! — вразумительно сказал Свистунов и посоветовал: — Одеть тебя в платье, и всякий за девицу примет, ничтоже сумняшеся. Понял?— Ничего не понимаю! — недоумевающе посмотрел на друга Николенька.— С завтрашнего дня ты моя сестра Катюша я желаешь вкусить иноческую жизнь. Я тебя представлю сюда на испытание, ну ты и поживешь! — Глаза поручика сверкнули озорством.Николенька засиял.— Свистунов, братец мой, дай расцелую. А она не закричит?— Да что ты, милый! По глазам видно: согласна с тобой хоть в омут головой!..
Свершилось небывалое: дядька Филатка по настоянию Николеньки пригубил чарку. Ничего — легко прошла! За ней — вторую. Еще веселее прокатилась.— Я о том и говорил: первая — колом, вторая — соколом, а потом — мелкими пташками! — смеялся Свистунов и подбадривал дядьку: — Пей, пей, дьякон! Пити — веселие Руси. Так, что ли, в законе божьем сказано?— Так, батюшка, так! — охотно согласился Филатка и осушил третью чару. Скоро дьячок захмелел и мертвецки пьяным свалился у кабацкой стойки. Вечерело, когда он очухался под забором. Ни барина, ни кареты. Хвать, и шейный платок с червонцами исчез.— Караул! — завопил дьячок. — Дотла обчистили и барина похитили!Набежали будочник, квартальный и стащили очумевшего с похмелья Филатку в участок.— Батюшки, не губите, барина потерял! — завопил он.Дьячок упал на колени и повинился: сколько лет не брал в рот хмельного — зарок перед богом и господином дал, а тут разрешил! Размазывая слезы, с горьким сокрушением рассказал он квартальному про свою беду.Уставившись в мочальную бороденку дьячка, квартальный вдруг загрохотал хриплым басом:— Ха-ха-ха! Гвардейцы — известное дело! Пошалили малость! — Он хохотал до колик и хватался за бока.» А когда отошел от смеха, вдруг сдвинул брови и поднялся со скамьи. — А это видел? — сунул он под нос Филатки волосатый кулак. — Сгинь, шишига! По-пустому караул кричал! — Он сгреб его за шиворот и выбросил за порог.Дьячок долго кружил по площадям и улицам, боясь предстать перед управителем. Когда же появился перед ним, то поразился: Данилов не топал, не кричал, а повалился на стул и, пуча серые жабьи глаза, все спрашивал:— Что теперь будет? Куда запропастился Николай Никитич? Матушка ты моя, запорет нас Никита Акинфиевич, сгноит в погребище! Ох, милые мои!Толстый, плешивый, всегда такой внушительный, он вдруг стал жалким и растерянным.— Что же ты глядел, дурья твоя голова! — укорял он дьячка.Филатка потер ладонью длинную тощую шею.— Где тут было глядеть, когда и свое добро упустил! — скорбно пожаловался он…Весь день оба обсуждали: куда мог скрыться Демидов? Под страхом батогов допросили кучера, и тот поведал:— Верно, отвозил барина к Свистунову. Стоял час. Барин загостился, вместо него вышел поручик с ихней сестрицей и сказал: «Отвези в монастырь». Известное дело, отвез…— А куда же девался Николай Никитич? — наседал на кучера Данилов.— Господин Свистунов сказал, что барин пешим пошел.Николенька как в воду канул. С большой осторожностью управитель объявил квартальному о беде. Тот и ухом не повел.— Закутил барское чадушко! — с насмешкой отозвался он. — В столице всякое видано!На третий день пришла горшая беда, — в демидовскую контору примчался курьер и объявил Данилову: его благородие гвардии сержанта Демидова князь Потемкин требует!А где отыскать его благородие гвардии сержанта, если третьи сутки ни его, ни Свистунова?«Большая гроза будет», — с ужасом подумал Данилов, тщательно обрядился в бархатный кафтан, надел парик и поплелся с повинной к светлейшему. Долго он сидел в обширной приемной, пока его допустили к князю.Войдя в гостиную, он брякнулся Потемкину в ноги.В расшитом золотом халате, в туфлях на босу ногу, князь удивленно разглядывал демидовского слугу:— Ты почему здесь? Мне Демидов нужен! Где он?— Ваше сиятельство, батюшка, пропал демидовский сынок, ой, пропал! Не сносить мне головы!— Вставай, дурак! — Потемкин ткнул ногой в бок управителя. — Как так пропал? Где это слыхано, чтобы в Санкт-Петербурге пропал гвардеец? Найти, живо отыскать!— Ума не приложу, где искать! — взмолился Данилов.Потемкин запахнул халат, прошелся по комнате. В руках его был длинный черешневый чубук, он затянулся и пустил клубы дыма. Управитель не поднимался с колен. Его беспомощный, растерянный вид разжалобил князя.— Скажи, борода, за кем Демидов волочился? — улыбаясь, спросил он.— Дядька сказывал, к монашке приставал…— О! — удивленно поднял брови Потемкин. — В монастырский курятник забрался сержант. Эх ты, чумазый, вот где надо искать господина сержанта. Живо! Квартальному наказать!В Новодевичьем монастыре в ту пору поднялся переполох, ударили в набат. Подоспевший к обители Данилов и квартальный диву дались: ни дыма, ни огня. Стало быть, не пожар. Бросились в покои к игуменье Наталии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40