– Почему бы кому-то не испариться? – сказала она.
– Кто-то хочет стать трупом? – прищурившись, спросил парень.
– Такого траха у меня еще не было, – расхохоталась девчонка, глядя на братца Джона голубыми глазками, выражение которых было так хорошо ему знакомо по давним временам.
– Траха? – фыркнул парень, и тут братец Джон окончательно понял, что девчонка имела в виду.
«Трах», вспомнил он, считалось исключительно вульгарным словом, обозначавшим действие, на упоминание о котором в прошлом накладывалось табу.
– Трахалка хочет трахаться. А мы трахнем кого-то, если этот кто-то не поймет, что пора уносить ноги. – Он повернулся к братцу Джону: – Испарись, головожопый!
Внезапно в руке девушки мелькнул нож, и острие уперлось парню в горло.
– Я слышала, тут кто-то заикался о трупных пятнах, – проворковала она.
– Из-за этого? – изумился парень, тыкая пальцем в сторону братца Джона.
Девушка кивнула.
– Ага, из-за этого. Никогда не трахалась с таким затраханным лучше. Ты же не хочешь увидеть на себе трупные пятна, а?
Перебирая за спиной руками, парень попытался отползти от нее.
Но она продолжала надвигаться, не отводя от его горла ножа.
В это мгновение взметнувшая рука братца Джона вышибла у нее нож. Все трое кинулись к оружию, столкнувшись головами. У братца Джона из глаз посыпались искры; когда он пришел в себя, парень держал его за горло, собираясь задушить. Братец Джон пресек попытку, ткнув парня железной пятерней в живот, тот выдохнул «Уф-ф!» и расслабил хватку. Девчонка, уже успевшая схватить нож, прыгнула на парня. Повернувшись, тот встретил ее ударом в челюсть, от которого она без сознания рухнула на землю. И не успел братец Джон приблизиться к нему, как тот схватил его за складки рясы и оторвал от земли. Далее братец Джон осознал, что переваливается через изгородь. Он шлепнулся о жесткую землю, перевернулся через голову, почувствовал, как мир вокруг завертелся, сообразил, что кувырком летит в ров, с силой врезался спиной в землю, а затем… услышал чей-то пронзительный голос: – Эй, Джон, эй, Джон! Вот он я, Джон!
Придя в себя, он услышал тот же самый голос: – Эй, Джон! Вот он я!
Братец Джон лежал плашмя на спине, вокруг него вздымались серые стенки рва, а высоко в небе висела крыша города, которая теперь потеряла свою прозрачность, позволявшую видеть синеву аризонского неба. За пределами купола спустилась ночь, а свод сиял как днем, отдавая с закатом всю накопленную энергию лучей солнца.
Застонав, братец Джон попытался присесть, дабы убедиться, все ли кости целы. Но не смог даже пошевелиться.
– Матерь Божья! – выдохнул он. – Я парализован! Спаси меня, Святой Джейрус!
Но обездвижен он оказался не полностью и мог шевелить руками и ногами. Но грудь была словно придавлена к земле каким-то огромным весом.
Он повернул голову и едва не потерял сознание от ужаса. Так вот что это был за вес, давивший на него. Огромная птица, куда крупнее человека…
Она взгромоздилась на послушника, утвердив на груди гигантские когтистые лапы и пришпилив его к земле. Увидев, что человек открыл глаза, она подняла одну ногу, продолжая придерживать его другой.
– Эй, Джон! – завопила она. – Вот он я, Джон!
– Вот он ты, – сказал братец Джон. – Не хочешь ли отпустить меня?
Он не ждал от своих слов никаких результатов, ибо было ясно, что огромная птица – если это существо вообще считалось птицей – всего лишь повторяло слова, как попугай.
Он осторожно изменил положение рук, опасаясь обеспокоить горовица, что могло повлечь за собой неприятные последствия.
Это существо могло в любой момент разорвать его на куски, пустив в ход ужасные трехпалые лапы или тяжелый, остроконечный, как у моа, клюв. Было ясно, что оно прыгнуло за ним в ров, но братец Джон не знал, с какой целью.
Согнув руки в локтях, он пустил в ход предплечья и стал ощупывать грудь. Он пытался понять, что же такое лежит у него на груди; та была голой, потому что огромная птица, скорее всего, разодрала ему рясу.
Его замутило. На груди у него лежало яйцо.
Оно было небольшим, размером примерно с куриное. Братец Джон не мог представить, почему столь огромное существо откладывает такие крохотные яйца и с какой стати именно на него. Но так случилось, и никуда от этого не деться.
Увидев, что рука человека коснулась яйца, горовиц протестующе завопил, и над лицом братца Джона навис огромный клюв.
Послушник закрыл глаза, вдохнув зловонное дыхание плотоядного существа. Но клюв не коснулся его, и он снова открыл глаза.
Клюв продолжал висеть в нескольких дюймах от его физиономии, готовый опуститься, если человек повредит яйцо.
Братец Джон вознес более длинную, чем обычно, молитву и попытался прикинуть, как выпутаться из этой ситуации.
И ничего не смог придумать. Попытка высвободиться силой была слишком рискованна, и он оказался в той редкой для себя ситуации, когда никого не мог уболтать. Повернув голову, он взглянул на край рва, откуда свалился, надеясь, что хоть какие-то посетители обратят на него внимание. Но там никого не оказалось. Братец Джон понял, в чем дело. Посетители парка скорее всего отправились домой на ужин или по делам, а вторая волна гуляющих еще не нахлынула. И, вполне возможно, что еще долго никто не появится. Не осмеливался он и звать на помощь из тех же опасений разозлить горовица.
Оставалось лишь неподвижно лежать на спине и ждать, когда огромная птица соблаговолит отпустить его. Но, похоже, делать этого она не собиралась. В силу какой-то причины она спрыгнула в ров, чтобы отложить на человеке яйцо. И выпрыгнуть обратно не могла. А это означало, что близится время, когда она проголодается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14