Покуда второй предводитель, фон Свиндебарк, удерживал дворец и начал реорганизовывать в помощь фон Турбату таланакскую полицию и вооруженные силы, последний повел все увеличивавшихся в численности завоевателей из дворца в сам город.
– Все были парализованы, – рассказывала Калатол. – И это случилось настолько неожиданно… Эти белые люди в доспехах, хлынувшие из храма Оллимамла… словно сам Оллимамл послал их, и это усилило паралич. Вставшие на пути граждане и полиция были изрублены, а остальное население либо бежало в здания, либо, когда слух дошел до самых нижних уровней, пыталось скрыться по мостам за реку. Но мосты перекрыли.
– Странно это, – сказала Калатол.
Она поколебалась, а затем с силой продолжила:
– Странно то, что это все сделано, кажется, не из-за желания завоевать Таланак. Нет, захват города был, как ты это называешь, побочным продуктом. Захватчики решили, кажется, взять город только потому, что считают его прудом, где водится очень желанная рыба.
– В смысле – я, – уточнил Кикаха. Калатол кивнула.
– Я не знаю, почему эти люди так сильно хотят заполучить тебя. А ты?
– Я тоже не знаю, – ответил Кикаха. – Могу предположить, но не стану. Мои догадки только собьют тебя с толку, да и излагать их долго. Для меня первое дело выбраться из города и смыться. И вот тут-то, моя любовь, и вступаешь в игру ты.
– Теперь-то ты любишь меня.
– Если бы было время… – ответил он.
– Я могу спрятать тебя там, где у нас будет сколько угодно времени, – заявила она. – Конечно, там есть и другие…
Кикаха гадал, не скрывает ли она чего-то. Он находился не в таком положении, чтобы вести себя с ней грубо, но повел себя грубо, схватил её за запястье и крепко сжал его. Она поморщилась от боли и попыталась вырвать руку.
– Какие другие?
– Перестань делать мне больно, и я тебе скажу, быть может, тебе скажу. Поцелуй меня, и я наверняка скажу тебе.
Дело стоило того, что потратить несколько секунд, и потому он поцеловал ее. Благовония из её рта наполнили ему ноздри и, казалось, просочились до кончиков пальцев его ног. Он почувствовал головокружение и начал гадать, не заслуживает ли она награды после всего этого времени разлуки.
Тут он засмеялся и мягко высвободился.
– Ты и впрямь самая прекрасная из всех, кого я когда-либо видел, а я видел тысячу раз тысячу, – сказал он. – Но по улицам гуляет смерть и ищет меня.
– Когда ты увидишь эту другую женщину… – проговорила она.
Она снова стала застенчивой, и тогда ему пришлось внушить ей, что застенчивость автоматически означает для неё боль.
Её это не возмутило, а физически порадовало, поскольку для нее эротическая любовь означала определенную дозу грубости и боли.

Глава 5

Трое чужаков, похоже, бежали из самых глубин храма Оллимамла, всего на несколько минут опередив фон Турбата. Они тоже были светлокожими. Одна из них – черноволосая женщина, которую Калатол, очень ревнивая и не склонная кого-то хвалить, тем не менеё назвала самой прекрасной из всех, кого она когда-либо видела.
Спутниками её были огромный, очень толстый мужчина и другой, низенький и тощий. Все трое носили странную одежду, и никто из них не говорил по-тишкетмоакски. Они разговаривали на вишпавамл, литургическом языке жрецов. К несчастью, спрятавшие эту троицу воры знали только несколько слов вишпавамла, да и те из ответов мирян во время служб.
Тут Кикаха понял, что эти трое – Господы. Повсюду в этом мире литургический язык был языком Господов.
Их бегство от фон Турбата указывало, что они лишились собственных вселенных и укрылись в этой.
Но какое имел отношение мелкий король фон Турбат к делам, связанным с Господами?
– За эту троицу предложена награда? – поинтересовался Кикаха.
– Да, десять тысяч кватлумлов за каждого, а за тебя – тридцать тысяч и высокий официальный пост во дворце императора. И даже возможно, хотя на это только намекалось, брак с членом царской семьи.
Калатол замолкла. её желудок глухо заурчал, словно переваривая предложенные награды. Сквозь вентиляционные шахты в потолке слабо затрепетали голоса. В комнате, где царила прохлада, стало жарко.
Из подмышек у Кикахи сочился пот, темно-бронзовая кожа женщины производила на свет бронзовых головастиков. Из средней комнаты, кухни-ванны-туалета, доносились журчание воды и тихие водяные голоса.
– Ты, должно быть, упала в обморок при мысли обо всех этих деньгах, – проговорил Кикаха. – Что помешало тебе и твоей шайке заполучить их?
– Мы воры и контрабандисты, даже убийцы, но не предатели! Розоволикие предложили эти…
Она оборвала фразу, увидев, что Кикаха усмехается, и усмехнулась в ответ:
– То, что я сказала, правда. Сумма, однако же, огромная. А поколебаться нас заставила, если тебе требуется знать, хитрый ты койот, мысль о том, что произойдет после того, как уйдут розоволикие, или если случится бунт. Мы не хотим, чтобы толпа разорвала нас на куски или подвергла пыткам из-за того, что некоторые люди могут счесть нас предателями.
– А также?
Она улыбнулась и продолжила:
– А также трое беглецов предложили заплатить нам во много раз больше того, что предлагали розоволикие. если мы выведем их из города.
– А как они это сделают? – подумал вслух Кикаха. – У них на счету нет ни одной вселенной.
– Что?
– Они способны предложить вам что-нибудь осязаемое прямо сейчас?
– На всех были драгоценности, стоившие больших наград, – ответила она, – некоторые были такие, что я не видела ничего похожего. Они не от мира сего!
Кикаха не сказал ей, что это выражение было буквально правдой.
Он собирался спросить ее, не имелось ли при них оружие, но сообразил, что даже если у троицы таковое имелось, она не признает в нем оружие, а троица, разумеется, не станет сообщать об этом своим провожатым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73