Этот обычай
блюли женщины постарше или молодые почитательницы старины. Когда-то быв
шая в почете, чадра стала признаком старомодности. Хотя по правдомету вр
емя от времени возносили ей хвалы и оплакивали ее закат.
Хэл перемолвился кое с кем на ходу, но в долгие разговоры не встревал. Еще
издали он приметил доктора Ольвегссена, декана своего факультета. При Ц
остановился: а вдруг Ольвегссен пожелает поговорить с ним. Но приостано
вился лишь потому, что доктор был здесь единственным, кто мог сделать Хэл
у замечание за непочтительность.
Однако Ольвегссен явно не был настроен на беседы, он кивнул Хэлу, буркнул
«алоха» и прошел мимо. Старикан так и не отвык от словечек времен своей мо
лодости.
Ярроу вздохнул с облегчением. Прежде думалось, он с жаром бросится расск
азывать о своем визите к франкоязычным туземцам в заповедник, но вот вер
нулся, и как-то вовсе расхотелось. Потом. Может, завтра. Но не нынче.
Остановился у лифта. Дежурный в один, взгляд определял, кому из ожидающих
проходить без очереди. Когда дверцы лифта раздвинулись, дежурный кивнул
Хэлу и сказал:
Ц Авва, проходите первым.
Ц Благослови вас Сигмен, Ц ответил Хэл. Вошел в лифт и стал к стеночке у д
верец, дожидаясь, пока в порядке очередности опознают и пропустят осталь
ных.
Долго ждать не пришлось, дежурный работал здесь давно и почти всех знал в
лицо. Тем не менее, порядок есть порядок. И то кого-то повышают по службе, то
кого-то понижают. Если дежурный ошибется и не учтет какой-нибудь из этих
перемен, вмиг заложат. И долой. Раз он столько лет держится, значит, челове
к на месте.
В лифт набилось сорок особей, дежурный щелкнул кастаньетами, дверцы закр
ылись. Лифт взял с места так, что у всех коленки подогнулись. Все быстрей, в
се быстрей. Одно слово, экспресс. На тридцатом этаже первая остановка, две
рцы открылись, но не вышел никто. Оптический датчик сработал, закрыл двер
цы, и лифт продолжил подъем.
Никто не выходил еще три остановки. На четвертой вышла половина народу. Х
эл глубоко перевел дух: если толпа на улице и в цокольном этаже была прост
о толпа, то здесь, в лифте, поберегись Ц размажет по стенке. Еще десяток эт
ажей все в том же молчании, каждый и каждая на вид поглощены тем, что излаг
ают по правдомету с потолка. Наконец дверцы открылись на этаже Хэла.
Коридор был пять метров в ширину, в это время дня просторно. «И надо же Ц н
и души!» Ц обрадовался Хэл. Откажись он пару минут поболтать с кем-нибудь
из соседей, это нашли бы странным. Пошел бы слух, а раз слух, значит, нервотр
епка и, по меньшей мере, объяснение с АХ'ом этажа. Прочувствованная беседа
, чтение вслух и один Посредник знает, что еще.
Прошел сотню метров. Завидел дверь своей пука и замер, как вкопанный.
Сердце вдруг замолотило, руки затряслись. Был порыв развернуться и Ц об
ратно в лифт.
А это, сказал он себе, поведение предавшегося антиистиннизму. Подобное н
едозволительно.
И до прихода Мэри остается еще поболе четверти часа.
Толкнул незапертую дверь (на этажах спецов Ц никаких запоров, уж это ясн
о!) и вошел. Стены тускло засветились и через десять секунд раскочегарили
сь на всю катушку. А заодно с ними и трехмерка во всю стену напротив двери
и актерские вопли оттуда. Аж подскочил. «Сигмен великий!» Ц процедил скв
озь зубы и по-быстрому вырубил трехмерку. Так и знал, что Мэри оставит тре
хмерку на взводе, чтобы врубилось, чуть он в дверь. Тысячу раз ей было гово
рено, что он этого не выносит, так что забывчивость тут ни при чем. Значит, х
оть с умом, хоть без ума, а сделано нарочно.
Передернул плечами и сказал себе, что с нынешнего дня перестанет обращат
ь внимание. Чтобы увидела, что перестало раздражать. Может, тоща прекрати
т.
Но ей опять же может взбрести в голову: мол, чего это он ни с того ни с сего п
римолк насчет ее забывчивости. С нее станется продолжать в надежде, что о
н в конце концов психанет, выйдет из себя и наорет. И тогда еще раунд остан
ется за ней, потому что она-то сдержится, будет изводить его игрой в молча
нку и затравленным видом, отчего он только вдвое разозлится.
Вот тогда-то она, конечно, исполнит свой долг, как это ей ни больно. Попретс
я в конце месяца к участковому АХ'у и заложит. А это значит, еще один крести
к к прочим в его Сводке Нравственности, который придется стирать усердны
ми трудами. А эти труды, если ими заняться, Ц ох, как они ему уже набрыдли!
Ц означают потерю времени, так нужного Ц даже про себя сказать страшно!
Ц на более стоящие дела.
И если он возникнет, скажет ей, что она только и знает, что не дает ему расти
как спецу, не дает заколачивать деньгу погуще, перебраться в пука посоли
дней, ему еще придется выслушивать горькие упреки в том, что он подбивает
ее совершить поступок, который не буверняк. Неужели он хочет, чтобы она со
лгала хоть впрямую, хоть умолчанием? Он не вправе этого хотеть, потому что
тогда ее особь и его особь окажутся в серьезной опасности. Не предстанут
они перед светлые очи Впередника, и вовек, и т. д., и т. п., и сказать ему будет н
ечего.
А она еще заведет свое вечное, почему он ее не любит. И когда он ответит, что
любит, она все равно будет стоять на своем. Тогда настанет его черед спрос
ить, уж не берут ли его за лжеца. Он не лжец. Если его берут за лжеца, об этом д
олжен узнать участковый. И тогда, вопреки всякой логике, она ударится в сл
езы и объявит, что вот теперь точно знает, что он не любит. Если бы любил, ему
, мол, мысль такая в голову не пришла бы Ц заложить ее АХ'у.
«А тебе меня заложить, так это, по-твоему, буверняк?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60