- Монат предположил, что грейлстоуны являются терминалами огромной
системы, использующей энергию расплавленного ядра планеты. Вот почему мы
появились рядом с ними - в тот великий день, когда произошло первое
Воскрешение. Но больше всего его занимал вопрос - зачем все это нужно?
Спрюс ответил: "Если в вашей власти даровать людям новую жизнь, разве вы
не сочтете это своим этическим долгом?" Монат заметил, что он воскресил бы
лишь достойных.
- И тут Спрюс взорвался. Он закричал, что Монат готов поставить себя
вровень с Богом. Они, этики, считают, что всем людям, независимо от их
качеств - жестокости, глупости, эгоизма - надо предоставить второй шанс на
спасение. Однако нельзя ничего решать за них; каждый, в процессе духовного
самосовершенствования, должен подавить животное начало, очиститься и
возвыситься.
- Монат прервал его, спросив, как долго продлится этот процесс:
тысячу лет? две тысячи? миллион? И Спрюс воскликнул: "Вы будете здесь
столько времени, сколько необходимо для излечения! И только затем... - он
помолчал, с ненавистью глядя на нас, затем прошептал: - Даже самые стойкие
из нас деградируют после общения с вами... Потом нас самих надо лечить...
Я чувствую себя покрытым грязью".
- Один из советников опять пригрозил ему пыткой огнем, чтобы вытянуть
правду. Спрюс закричал: "Нет, нет, вам это не удастся! Мне давно следовало
так поступить... Но кто знает, возможно, что..."
Бартон сделал эффектную паузу.
- И тут Спрюс упал замертво!
Раздались возгласы изумления, и чей-то голос произнес; "Майн готт!"
- Да, вот так! Но это еще не конец истории. Тело Спрюса отдали врачу;
нам казалось, что вряд ли он умер от сердечного приступа, причина в чем-то
другом. Пока шло вскрытие, мы обсуждали произошедшее. В одном мы были
единодушны: в этом мире существовали агенты этиков или сами этики, которые
не были отмечены метками, но теперь нам не удастся их обнаружить даже с
помощью Казза. Спрюс воскреснет и расскажет все, что мы знаем, и они, без
сомнения, поставят знаки на лбах своих агентов.
- Но для этого требовалось определенное время, а пока, возможно, Казз
сумел бы распознать их. Но так не вышло. Ни он, ни Бест больше никогда не
встречали людей без меток на лбу. Впрочем, это уже не имело значения.
- Три часа спустя хирург доложил о результатах вскрытия. Оказалось,
что тело Спрюса ничем не отличалось от любого другого представителя рода
Гомо Сапиенс...
И вновь Бартон выдержал паузу.
- Кроме одного крошечного устройства! Это был черный блестящий шарик
- врач обнаружил его в поверхностных тканях лобной доли мозга. Он был
подсоединен к нервным окончаниям тончайшими проволочками. Чтобы умереть,
Спрюсу достаточно было подумать о смерти. Каким-то образом этот шарик
выполнял мысленную команду. Возможно, он выделил мгновенно действующий яд,
который врач не сумел распознать без необходимых для анализа химикалий и
инструментов. Во всяком случае, в теле Спрюса он не нашел никакой
патологии. Вероятно, остановилось сердце - но почему? Никаких очевидных
свидетельств подобной кончины не было.
- Но, может быть, и среди нас есть такие люди? - спросила какая-то
женщина. - Здесь и сейчас!
Бартон кивнул головой, и все заговорили одновременно. Гомон
продолжался минут пятнадцать. Наконец, он встал и знаком приказал своей
команде отправляться на судно. По дороге Казз отвел его в сторону.
- Бартон-нак, ты сказал, что вы с Монатом можете гипнотизировать. Я
вот что подумал... может в этом нет ничего странного, однако...
- В чем дело?
- Да так, ничего особенного. Когда я сказал Спрюсу, что у него нет
знаков на лбу, он исчез через несколько минут, но я учуял запах пота от
страха. За завтраком были Таргоф, доктор Штейнберг, Монат, Пит и другие.
Таргоф предложил собрать Совет, хотя Спрюса уже не было. Монат и Пит
согласились. И тут они сказали, что хотят меня немного еще порасспросить.
Как выглядят эти знаки? Они разные или одинаковые? Я ответил - разные.
Многие из них... как это сказать? - похожие, да, так. Но каждый... черт,
не могу объяснить, какие они. Лучше нарисовать картинку.
Неандерталец присел и начал чертить пальцем по песку. Бартон смотрел.
- Некоторые напоминают китайские иероглифы, - сказал он, - но вообще
эти символы ни на что не похожи. По-моему, это обозначения числовой
системы.
- Да, может быть. Но не в том главное. Понимаешь, Монат и Пит увели
меня в сторону еще до того, как мы пришли тебе рассказать, что случилось.
Сначала мы направились в хижину Моната.
Казз замолчал. Бартон нетерпеливо кинул:
- Ну и?..
- Я очень стараюсь вспомнить, но не могу. Я вошел в хижину и... и
все.
- Что значит - все?
- Бартон-нак, это значит - все. Я ничего не помню после тот, как туда
вошел. Вошел в дверь. А затем - мы уже идем с Питом и Монатом и другими
советниками в твою хижину.
Бартон испытал легкий шок, все еще не сознавая до конца серьезности
рассказанного Каззом.
- Ты имеешь в виду, что ничего не помнишь с того момента, как
перешагнул порог хижины и до выхода из нее?
- Я даже не помню, как вышел. Я очнулся в ста шагах от дома Моната.
Бартон нахмурился. Алиса и Бест уже стояли на палубе. Они обернулись,
удивляясь, почему отстали мужчины.
- Это весьма странно, Казз. Почему ты мне раньше не рассказал? Ведь
прошло много лет... Разве ты об этом никогда не думал?
- Нет, никогда. Странно, да? Ни одной мысли. Я бы и про хижину не
вспомнил, но мне потом сказала Логу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148