Вы забудете о визите отступника, - он сделал паузу, потом
нерешительно продолжил: - Мы искренне удручены тем, что приходится
прибегнуть к насилию. Но сейчас это неизбежно, а со временем мы искупим
вину и восстановим справедливость.
- Но, - отозвался Бартон из кресла, - у меня еще есть воспоминания о
том месте... о ПВ-капсуле. Вы забываете, что я часто думаю о минутах,
предшествующих появлению Икса. И, наконец, мне удалось многим рассказать
об этом.
- Полагаете, они вам действительно поверили? - спросил Танабар. - Но
даже если и так, то что они могут сделать? Нет, мы не хотим вас полностью
лишить памяти о жизни здесь; слишком большая потеря, вы забудете своих
близких, своих друзей... И, кроме того, - он запнулся, - это может
замедлить ваше продвижение к цели.
- К цели? К какой цели?
- Пора вам все знать. Тот безумец, что предложил вам свою помощь, на
самом деле только использует вас. Он скрыл, что, выполняя его замыслы, вы
можете лишиться шанса достичь вечной жизни. Поймите, он или она - кем бы
ни был предатель, - это воплощение зла! Да, зла!
- Теперь, - добавил Лога, - мы убедились окончательно - ваш
незнакомец поражен болезнью.
- Его болезнь в определенном смысле и есть зло, - произнес человек с
кристаллом в глазнице.
Откинувшись в кресле, Бартон вызывающе расхохотался.
- Значит, вы, ублюдки, ровно ничего не знаете?
Он вскочил на ноги, опираясь на туман, как на твердь, и закричал:
- Вы просто не хотите, чтобы я добрался до истоков Реки! Но почему?
Почему?
- О'ревуар, - сказал Лога, - и простите нас за то, что мы прибегаем к
насилию.
Женщина направила на Бартона синий блестящий жезл, и он рухнул. Двое
мужчин в белых кильтах, выплыв из тумана, подхватили бесчувственное тело и
погрузили его в облако.
Бартон-наблюдатель вновь попытался разглядеть паривших в кресле
людей. Низвергаясь в туманную пропасть, он погрозил им кулаком:
- Вы, ублюдки, никогда меня не поймаете!
Темные силуэты беззвучно зааплодировали.
Бартон считал, что вернется туда же, где его застали этики. Однако он
очнулся в Телеме, в той самой крошечной стране, которую когда-то основал.
Он был изумлен - ему сохранили память. Он помнил все, даже
инквизиторский допрос с участием двенадцати этиков.
Каким-то образом Икс сумел обмануть всех.
Позднее Бартон не раз гадал, не пытались ли Они обмануть и запугать
его. Похоже, в этом не было смысла, но кто мог знать Их истинные
намерения?
Он вынужден был одновременно вести вслепую два шахматных поединка.
Это требовало мастерства, знания правил игры, умения манипулировать
фигурами на доске. Он же не знал ни правил, ни уровня подготовки своих
соперников.
Их замыслы были темны и непредсказуемы.

3
Застонав, Бартон очнулся, пребывая в состоянии полусна, на грани
реального и призрачного миров.
Он не знал, где сейчас находится. Его окружала темнота, мрак столь
плотный, что, казалось, он пропитывал насквозь и тело, и разум.
Его успокоили привычные звуки. Корабль терся о стенку причала, вода
перехлестывала через палубу. Возле него слышалось легкое дыхание Алисы. Он
коснулся ее теплого мягкого плеча. Снаружи долетел звук шагов Питера
Фригейта, несущего ночную вахту. Видимо, он собирался будить капитана.
Бартон же не имел представления о времени.
Затем он расслышал другие домашние звуки: сквозь деревянную
перегородку проникал густой храп Казза и посапывание его подруги Бест. Из
каюты напротив доносился голос Моната. Он что-то бормотал на родном языке,
но Бартон не различил слов.
Очевидно, Монат видел сны о далекой Атакау, планете с "бурной роковой
судьбой", кружившей около оранжевой звезды Тау Кита.
Еще мгновение он лежал неподвижно, как труп, повторяя в уме: "Я -
Ричард Бартон. Человек, которому сто один год, в теле
двадцатипятилетнего".
Этики сумели сделать эластичными сосуды претендентов на вечную жизнь,
но перебороть атеросклероз души им не удалось. Ее омоложение не коснулось.
Он снова соскользнул в беспамятство - к новому сну и новому допросу.
Но теперь память прокручивала то давнее, самое первое видение, посетившее
его за миг до Трубного Гласа. Он как бы со стороны наблюдал за собой,
являясь одновременно и зрителем, и актером.
Бартон - участник пьесы лежал на траве, беспомощный, как ребенок, а
над ним возвышался Бог. На этот раз Он не подавлял ростом; борода у него
отсутствовала, а одежда ничем не напоминала костюм английского джентльмена
времен королевы Виктории. Его единственным одеянием было голубое
полотнище, обернутое вокруг чресел. В отличие от прошлого явления, Бог
выглядел невысоким юношей с мускулистым и крепким телом. На груди
курчавились рыжие завитки.
В первый момент Бартону казалось, что он видит свое отражение: те же
густые волосы, то же лицо семитского типа с черными, глубоко посаженными
глазами, высокими скулами, полными губами и упрямым, слегка раздвоенным
подбородком. Отсутствовали только длинные шрамы, следы сомалийского
дротика, пронзившего челюсть Бартона при схватке в пустыне.
Он присмотрелся. Да, лицо выглядело знакомым, однако оно не было
лицом Ричарда Френсиса Бартона.
Бог держал в руке железный посох и, как в прежнем сне, тыкал концом в
ребра Бартона.
- Ты опоздал, опоздал с выплатой своего долга! Ты понял?
- Какого долга? - спросил человек, лежавший в траве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148