— Я не допущу, чтобы честь моего семейства была во второй раз заляпана грязью. Вы на ней женитесь и будете подобающим образом с ней обращаться. По характеру это настоящая мегера, не спорю, но все-таки она образованная молодая леди, и вы этого не забывайте. Она леди, а вы не джентльмен…
Теперь уж он не обращался к Эдварду-Альберту. Он говорил сам с собой, глядя поверх Пипа.
— Мне часто приходило в голову, что если б я шлепал ее иногда… Или кто-нибудь другой шлепал бы ее. Но над ней не было женского глаза… Ну, да снявши голову, по волосам не плачут. Когда она была ребенком… Если б только она могла навсегда остаться ребенком… Она была таким славным ребенком…
Родительский вопль, звучащий на протяжении веков!..
Так, в результате спутанных объяснений, свадебное торжество вновь заняло свое место на календаре, и в назначенный срок Эдвард-Альберт вместе с Эванджелиной предстал перед священником, отличавшимся почтенной наружностью и необычайной быстротой речи. Пип встал за спиной Эдварда-Альберта, как чревовещатель за своей куклой; три неизвестно откуда взятые подружки держали шлейф Эванджелины. На одном из передних мест находился инспектор Биркенхэд; он придирчиво следил за всем происходящим, явно решив при малейшем намеке на колебание со стороны жениха превратить его в отбивную котлету.
Старичок священнослужитель мчался, как на пожар. Эдвард-Альберт не мог ничего разобрать в дикой скачке непонятных слов…
Вдруг он почувствовал, что они обращены непосредственно к нему.
— Берешь ли ты в жены эту девицу и будешь ли ей мужем, пока вы оба живы? — словно из пулемета, поливал священник.
— Как? — переспросил Эдвард-Альберт, не разобрав, чего от него требуют.
— Скажите «да», — подсказал Пип.
— Да.
Брандспойт повернулся в сторону Эванджелины. Та очень внятно ответила:
— Да.
— Кто вручит невесту жениху?
Быстрый обмен взглядами между инспектором и Пипом. Звук одобрения со стороны инспектора и что-то вроде «О'кей» со стороны м-ра Чезера, который ловко делает шаг вперед и вкладывает руку Эванджелины в руку священника. Тут происходит небольшая заминка, и священник нетерпеливым рывком соединяет правые руки жениха и невесты, продолжая бормотать непонятные слова.
— Повторяйте за мной. Как имя?
— Эдвард-Альберт Тьюлер, сэр.
— Я, Эдвард-Альберт Тьюлер, беру тебя — как имя?
— Эванджелина Биркенхэд.
— Эванджелину Биркенхэд в жены…
Наступил главный момент.
— Кольцо? — со старческим нетерпением произнес священник.
Но м-р Чезер был на посту.
— Здесь, сэр. Все в порядке, сэр.
— Ей на палец.
— На безымянный , нескладеха, — послышался отчетливый шепот Пипа. — Смотрите не уроните.
— Повторяйте за мной. Сим кольцом обручается…
— На колени, — прошипел Пип, давая Эдварду-Альберту легкий ориентирующий толчок.
Таким путем древняя торжественная церемония была доведена до благополучного конца. Эдвард-Альберт пролепетал молитвы и ответы с помощью неожиданно всунутого ему в руки молитвенника. Последовало еще некоторое количество сверхскоростного бормотания, а затем Эдвард-Альберт зашагал по приделу с цепко держащей его под руку Эванджелиной — под аккомпанемент исполняемого помощником органиста свадебного марша из «Лоэнгрина».
— Великолепно! — прошептал Пип. — Просто великолепно. Я горжусь вами. Выше голову.
Поскольку в нем еще сохранилась способность чувствовать что бы то ни было, Эдвард-Альберт и сам гордился собой.
За дверями церкви — толпа незнакомых людей. Черт возьми! Он забыл дать знать лизхолдовцам. Забыл известить Берта.
Пип подал ему цилиндр и втолкнул его в первую карету. Она была обита черным, но черные, как уголь, лошади были обильно украшены белыми розетками.
Эдвард-Альберт тяжело дышал. Эванджелина сохраняла полное спокойствие.
— И-го-го! — произнес Пип, чувствуя, что надо что-то сказать по поводу совершившегося факта. — Это было величественно. Просто величественно.
— Прекрасные цветы, — поддержала Эванджелина.
— Все папашка, — заметил Пип.
И они тронулись в путь — к дому папаши Чезера.
Эдвард-Альберт сразу понял, что это элегантный дом самого лучшего тона. Ему еще ни разу не приходилось видеть такого количества цветов, кроме как на цветочной выставке. Шляпы, пальто и трости у гостей принимали специально приставленные к этому делу горничные в чепчиках и фартучках. Близкий знакомый семьи, очень юный джентльмен, одетый, как администратор в универсальном магазине, исполнял роль швейцара. Подружки появились вновь, на этот раз как сестренки Пипа. Комнаты были полны народу.
— Большой — и-го-го — прием, — заметил Пип. — Улыбнитесь. Ну вот. То-то же.
М-сс Дубер что-то сказала молодым; потом от них была оттерта какая-то стремившаяся привлечь их внимание неизвестная дама. Потом какой-то высокий толстый дядя с удивительным смаком целовал невесту. Когда он разжал объятия, то оказался обладателем круглой красной физиономии, похожей на физиономию Пипа, но более мясистой и увенчанной белой шевелюрой.
— Так вот он, счастливец. Поздравляю, дорогой мой. Поздравляю. Вы похищаете наше сокровище, а я поздравляю вас! Но раз она счастлива…
Он протянул огромную руку. Эдвард-Альберт не нашелся, что ответить. Он просто дал ему свою руку для пожатия.
— Добро пожаловать, — продолжал папаша Чезер. — Даже солнце сегодня радуется вашей свадьбе.
— Это правда, — ответил Эдвард-Альберт.
— Хоть сам я в церкви не присутствовал, — продолжал папаша Чезер, — но душой был с вами.
— Ваши цветы — очарование, — заметила Эванджелина.
— А сын мой разве не очарование?
— Нужно признать, наша свадьба удалась на славу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104