И нечего бунтовать против этого, Ви, не я это устроил, а Провидение. Таковы факты, таков порядок вещей. Это как аппендицит. Некрасиво, но так мы созданы. Нелепость, вне всякого сомнения, но изменить ее мы не в силах. Возвращайся-ка ты домой, живи за спиной старика и найди поскорее другого мужчину, чтобы жить на его средства. Это не сантименты, а здравый смысл. Все эти колебания и сомнения женщин — бред собачий. В конце концов старина П. — я имею в виду Провидение — устроило так, что мужчина вас более или менее обеспечивает. Так оно создало мир. Надо брать то, что можно.Таков был Родди.Он варьировал эту тему около часа.— Вернись домой, — оказал он, уходя, — вернись домой. Свобода и все прочее — все это очень мило, Ви, но из этого ничего не выйдет. Мир еще не подготовлен к тому, чтобы девушки могли жить самостоятельно. Такова действительность. Младенцы и особы женского пола должны держаться за кого-нибудь или погибнуть, по крайней мере ближайшие поколения. Возвращайся домой, Ви, пережди столетие и попытайся снова. Тогда у тебя могут быть какие-то шансы. А сейчас, если ты будешь вести игру честно, у тебя нет и тени надежды.
Анну-Веронику удивило то, что мистер Мэннинг, хоть и говорил он совершенно другим языком, полностью поддержал точку зрения Родди. Он пришел, по его словам, только для того, чтобы навестить ее, и стал громко и напыщенно извиняться, излучая доброту и любезность. Как выяснилось, адрес Анны-Вероники дала ему мисс Стэнли. Приветливая хозяйка Анны-Вероники не расслышала его фамилии и сказала, что пришел высокий красивый мужчина с большими черными усами. Вздохнув по поводу расходов, которых требовало гостеприимство, Анна-Вероника поспешно договорилась о том, чтобы подали добавочный чай, затопили гостиную на нижнем этаже, и тщательно оделась для предстоящей встречи. В небольшой комнате, под газовой люстрой, его рост и фигура, конечно, производили внушительное впечатление. При тусклом освещении мистер Мэннинг казался и по-военному подтянутым, и сентиментальным, и поглощенным наукой, он напоминал гвардейца из романов Уйда, обработанных мистером Холдейном и Лондонской школой экономики, и получившего последний лоск в Кельтской школе.— Мой приход к вам, мисс Стэнли, просто непростителен, — сказал он, по-особому пожимая ей руку, — но вы ведь писали, что мы друзья.— Как это ужасно, что вы здесь, — сказал он, указывая в окно на первый в году желтый туман, — но ваша тетя мне рассказала кое-что о случившемся. Все произошло из-за вашего великолепного чувства собственного достоинства. Вот именно!Он сел в кресло, принялся пить чай и съел несколько кусков кекса, за которым она специально посылала, говорил с ней, и высказывал свои мнения, глядя на нее очень серьезно своими глубоко посаженными глазами, и тщательно смахивал каждую крошку с усов. Анна-Вероника сидела, освещенная пламенем камина, перед ней стоял чайный поднос, и она бессознательно держалась, как опытная хозяйка дома.— Но чем же это все кончится? — спросил мистер Мэннинг. — Ваш отец, разумеется, должен будет понять, как вы великолепны. Он этого пока не сознает. Я виделся с ним, он этого совершенно не понимает. И я не понимал, пока не получил ваше письмо. А теперь я хочу быть для вас всем, чем только смогу. Вы в этой ужасной темной квартире, точно прекрасная принцесса в изгнании!— Боюсь, что, когда речь заходит о заработке, я все что угодно, но уж никак не принцесса, — сказала Анна-Вероника. — Но, говоря откровенно, я хочу изо всех сил бороться и, если удастся, победить.— Боже мой! — бросил Мэннинг в сторону, словно играя на сцене. — Зарабатывать на жизнь! Вы принцесса в изгнании! — повторил он, игнорируя ее слова. — Вы вступаете в это жалкое окружение, — не возражайте, пожалуйста, против того, что я называю его жалким, — и начинает казаться, будто оно не имеет никакого значения… Я не думаю, чтобы оно имело значение. Никакая среда не в силах бросить на вас тень.Анна-Вероника слегка смутилась.— Не хотите ли еще чаю, мистер Мэннинг? — спросила она.— Знаете, — продолжал мистер Мэннинг, не отвечая на ее вопрос, и протянул чашку, — когда вы сказали, что будете зарабатывать на жизнь, это все равно, как если бы архангел отправился на биржу или Христос стал торговать голубями… Простите за дерзость. Я невольно подумал так.— Образ прекрасен, — сказала Анна-Вероника.— Я знал, что вы не будете возражать.— Но разве в данном случае это соответствует фактам? Знаете, мистер Мэннинг, все это хорошо в области чувства, но разве оно соответствует действительности? Разве женщины — уж такие ангельские создания, а мужчины так рыцарственны? Вы, мужчины, я знаю, хотели бы превратить нас в королев и богинь, ну а в жизни… взгляните хотя бы на поток девушек, идущих утром на работу. Они сутулы, бедно одеты, плохо питаются. Вот уж не королевы, да и никто с ними не обращается, как с королевами. Или посмотрите на женщин, сдающих квартиры… На прошлой неделе я искала комнату. Женщины, которых мне пришлось видеть, произвели на меня самое тяжелое впечатление. Хуже любого мужчины. Всюду, в чью бы дверь я ни постучалась, я сталкивалась с еще одной ужасающей в своем убожестве женщиной, с еще одной павшей королевой, более жалкой, чем предшествующая, грязной от рождения. А их жалкие руки!— Знаю, — сказал мистер Мэннинг с приличествующим случаю волнением.— А обыкновенные жены и матери, с их тревогами, скудными средствами, с кучей детей! Подумайте о них!Мистер Мэннинг изобразил на своем лице отчаяние и принялся за четвертый кусок кекса.— Я знаю, наш социальный строй достаточно плох, — сказал он, — и ему приносится в жертву все, что есть лучшего и самого прекрасного в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99