– Я стану царицей, – сказала она твердо. – Я не его дочь, а твоя и никогда не буду думать иначе. Но царицей стану – самой великой в роду Айехорнов, как того хотела мама. Ты еще будешь гордиться мной.
И она обняла Аддона, прощаясь с ним навсегда. Потому что Уна твердо знала, что в это мгновение там, внутри, падающей звездой стремительно несется к смерти она сама – страдающая, измученная горем и болью потерь, но настоящая, способная любить. И встает навстречу новому солнцу незнакомая взрослая женщина, у которой по чистой случайности будут ее имя, лицо, фигура и жесты.

В том краю, где старик без меча оживляет цветы,
Где слепой прозорлив и ему даже жребий не нужен,
В том краю, где влюбленным даруют счастливые сны,
Мы однажды сойдемся все вместе на дружеский ужин.
Мы вернемся с полей, на которых давно полегли,
Возвратимся из тьмы, где до этого долго блуждали,
С равнодушных небес и от самого края земли –
Те, кого позабыли, и те, кого преданно ждали.
И за этим столом мы впервые поищем, что почём.
Мы узнаем друг друга – и мысли, и души, и лица.
Нам предскажут, что в прошлом далеком случится,
О грядущем напомнят… И вкусным напоят вином.
В день, когда все долги будут розданы, даже с лихвой,
Когда будет мне некого помнить – и некому мстить,
Я разрушу свой липкий и вязкий могильный покой,
Я приду в этот край, чтобы, может быть, там полюбить
(Я приду в этот край, чтобы там научиться любить).




КНИГА ШИСАНСАНОМА

ГЛАВА 1

Мы встретимся. Не здесь – так далеко.
Вселенная усыпана мирами.
И Млечный Путь разлит, как молоко,
И весь порос ольхой и тополями.
Протянута серебряная нить
Между тобой и мной – и стоит жить…

1

Никто не верит в эту легенду. Никто не хочет помнить…
Высоко в горах, в кратере потухшего вулкана, лежит огромная чаша льда. Некогда это было озеро, но сейчас оно промерзло до самого дна, и в этой ледяной темнице ждет своего часа Шигауханам.
Он всего только тень будущего себя, зерно, что до поры до времени таится под землей, – мертвый кусочек бывшего некогда существа. И великое таинство жизни заключается в том, что из этой крохотной частички, из семечка, поднимется однажды могучее дерево, своими ветвями в небо. В то небо, которого так и не увидело семя – всего лишь надежный саркофаг, сохранивший себе будущего великана.
И это необъяснимо.
Замурованный во льды черный саркофаг, оставленный здесь многоруким повелителем чудовищ, никогда не должен раскрыться и выпустить на волю то существо, которое терпеливо ожидает в нем момента, дабы явиться миру и повергнуть его в ужас и отчаяние.
Но древнее пророчество гласит, что, как бы ни противились тому боги Рамора, как бы ни молили об отсрочке этого грозного часа жалкие смертные, однажды сорвется с ночного неба пылающая звезда и рухнет в ледяное озеро.
И жар ее растопит сверкающий панцирь, и обратит его в воду. И вода вступит в единоборство с небесным пламенем. И не сможет вода одолеть огонь, но и огонь не победит воду. И сплетутся они в смертельном объятии – и из этой страстной любви-ненависти возникнет третья стихия, порожденная двумя, – горячий пар.
Он окутает вершину горы Сенидах жемчужно-серым плащом, а окружающие ее седые великаны проснутся от вековечного сна и вспыхнут очищающим огнем. Раскаленная кровь-лава потечет по их склонам, уничтожая все живое, а траурное покрывало черного пепла повиснет над хребтом Чегушхе.
И вершина Сенидах будет недоступна ни с небес, ни с земли.
Тогда вырвется из объятий смертельного холода сосуд, хранящий в себе жизнь, несущую погибель.
Содрогнется земля, истекут горючими слезами вулканы, взвоет могучий океан, и закружится небо в неистовой пляске – но они будут бессильны.
Ибо древние проклятия неумолимы.
И Мститель придет, дабы собрать свою кровавую жатву…

Старик возился с цветами.
– Никто не верит в эту легенду. Никто не хочет помнить. Люди занимаются насущными делами – и их можно понять. Да и что они способны сделать? Бессмертные ослеплены блеском власти и своей гордыней и не желают замечать, что каждый их поступок слово в слово повторяет древнее пророчество.
Я говорил, что звезда упала уже очень давно, и после этого случился величайший на моей памяти миванирлон, а Тетареоф не сумел укротить ни земную твердь, ни подземное пламя.
Все еще можно изменить, я уверен, но для этого нужно… –
Он развел руками.
– Вытяни еще разок. А вдруг получится? Слепой юноша приветливо улыбнулся ему и раскрыл ладонь, на которой лежал жребий:
– Что там? Старик молчал.
И молчание его было исполнено горечи и страдания.

– Когда я начинаю задумываться, то мне кажется, что Баадер отпустил нас на поиски Глагирия только лишь потому, что абсолютно не верит в существование этого человека. И что он рассчитывает на скорое наше возвращение: дескать, поездим впустую две-три луны, устанем, разочаруемся, соскучимся по дому…
– Баадер – неплохой и довольно-таки умный человек, – улыбнулся Каббад. – Но он слишком долго пробыл царем, слишком много людей безропотно ему подчиняются. Это портит.
– Ты на что-то намекаешь? – подозрительно уставился на него Аддон.
Прорицатель скроил невинную рожицу. Всадники упорно двигались на запад, поднимаясь все выше и выше по хребту Чегушхе. До этого они миновали Газарру и Шэнн, завернули непонятно зачем в Ирруан, где Каббад провел несколько ночей в храме Эрби – богини плодородия и милосердия.
Сам Ирруан был светлым и просторным городом с широкими улицами и домами, сложенными из обоженных кирпичей. Многочисленные обители богов и дворцы местной знати должны были существовать вечно и явно возводились с таким расчетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108