А массивность
Львова сейчас только помогла ему врезаться в противоположный
борт.
Я подоспел к Тархову вовремя, ведь он уже почти нацелил на меня
"пээмку". По сравнению со Львовым поединок с ним показался мне
разминкой. Я отклонил дуло в сторону кабины и тут... то ли я
прижал палец Филиппа Николаевича, то ли он сам дернул
спусковой крючок с натуги, но только пистолет пальнул. Из
кабины послышался жалобный вопль, и через открытую дверцу стало
видно, что пилот бессильно завалился набок.
Я стал выдирать оружие из пальцев Тархова, но когда это дело
почти удалось, пришлось мне рухнуть на палубу после подсечки, а
пистолет перекочевал в руки Львова.
- Пристрели его,- спешно приказал Филипп Николаевич.
- Самостоятельно товарищ Тархов умеет попадать только в
своих,- надерзил я и собирался еще продолжить предсмертное
хамство. Несмотря на то, что момент был из самых ужасных в моей
биографии, сейчас я почти не чувствовал беспокойства.
- Пилот испекся,- спокойно доложил Львов и вертолет откликнулся
серией беспокойных толчков и все возрастающей амплитудой
раскачивания из крена в крен, с носа на хвост.
- Охотно могу посадить машину,- напомнил я.- Львов, если не
собираешься превратиться в омлет с жареной ветчиной, то не
стреляй.
- Убей его,- повторил Тархов.
- Все старые комсомольцы становятся маньяками,- высказался я.
- Филипп Николаевич, вы грохнули пилота. Машина падает.
Похоже, вам хочется, чтобы мы все стали жахнутой об землю
дохлятиной. А Шварц служил в вертолетных частях...- обрисовал
ситуацию Львов.- Шварц, иди-ка в пилотское кресло. И если ты
наврал насчет своего умения, то следующим трупом станешь ты.
- Не беспокойся, Саша. Я много раз наблюдал, как летчики
управляют винтокрылой машиной.
Я не без удовольствия выкинул из пилотного кресла незнакомца с
аккуратной дырочкой в спине, потом связался со вторым
вертолетом. Так и есть, ответил мне Плотицын.
- Майор, произошла небольшая смена ролей, и в роли командира
вертушки почти случайно оказался я.
- Пока что не поздравляю с этим,- отозвался Плотицын.-
Давай, перетащу тебя по стропу с парашютиком на конце. Я такое
видел в одном учебном фильме.
- Меня тут товарищи не отпустят. Мы очень привязались друг к
другу.
- Тогда постарайся выровнять машину. У тебя очень сильный
дифферент на хвост, того и гляди, завалишься вниз. Берись за
ручку, отдавай ее к приборной доске, и гляди за показателем
горизонта...
Я сунул ручку вперед, но аппарат продолжал валиться на хвост. И
только когда она была отдана до отказа, машина внезапно
спохватилась и перевалилась на нос. Зеленые острия елок словно
впились в меня, все тело заелдырило. Только полностью отдернутой
назад ручки хватило, чтобы прекратить нехороший курбет.
Я лихорадочно вспоминал то, чему был свидетелем в афганских
вылетах, использовал также силу интуиции и указания Плотицына.
Но максимум, чего мне удалось избежать - это немедленного
обвала вниз. Скажем так, мы плавно снижались над
лесисто-каменистой местностью, похоже что Юхновского заказника.
Ничего большего добиться не удалось, наверное потому, что пуля
не только продырявила пилота, но и нырнула внутрь приборной
панели. Да впрочем и я не слишком соображал в делах на
приборной доске.
Высота сто семьдесят, сто пятьдесят... машина катается из
стороны в сторону как комок теста в умелых кухаркиных руках...
сто, семьдесят... Никак не удается передать большую
мощность на винт... Пятьдесят, тридцать, десять... ложимся на
бок.
- Мы все-таки не падаем. Друзья, сядьте на палубу и прикройте
голову руками...
Какой-то утес разбухал и занимал весь обзор. Выписываемый виток
упирался именно в эту каменюку. Каким-то непонятным макаром я
бросил машину вправо... И словно растекся от удара. Все
жидкости, казалось, брызнули из меня вместе с мозгами, кишками и
прочей дребеденью. Винт визжал как зарезанный, машина металась в
конвульсиях - в аду, наверное, и то житуха легче. Когда я
большим усилием воли чуть-чуть устаканился, то понял, что перед
"поцелуем" успел убрать газ. Сейчас оставалось перекрыть
бензопитание и выключить зажигание. Мотор к превеликой радости
не успел загореться или развалиться. Победа, один-ноль в нашу
пользу? Я отстегнул ремни и встал. Но сразу заскользил в
сторону. Мы сильно накренились, градусов на сорок. Злобно
скрежетнула обшивка, сдираемая о камни. Похоже, пока что не
победа, а лишь ничья.
Какая-то жижа капала на темечко. Кавказоид валялся без
движения. Львов сжимал голову и между его пальцев сочилась
кровь. Впрочем левой рукой он держался за пистолет. Гадина
Тархов выглядел полностью выключенным. Я открыл дверцу и
отшатнулся. За ней было десять пустых метров до каменистого дна
оврага.
Я боковым зрением фиксанул, что Тархов внезапно ожил и вырвал
пистолет из рук Львова. Ничего бы я не успел предпринять для
спасения от расстрела, но из-за резких движений кабина
покачнулась и Филипп Николаевич снова смазал. Тем временем я
взял его руку на захват и швырнул тело комсомольского активиста
в сторону выхода. Он едва не вылетел наружу, но отчаянным
рывком зацепился за комингс двери. Пистолет ему пришлось
бросить, чтобы как-то хвататься. И взгляд его сразу стал как у
мелкого звереныша.
Я аккуратно подобрался и взял комсомольца за мизинчики.
- Что ж вам больше не стреляется, уважаемый? Спешу вас
успокоить, студнем вы не станете, в худшем случае - аккуратной
лепешечкой. Ее и на похоронах нестыдно показать .. Где Анна
Беленкова?
- На пятой грунтовой дороге, после мостика через речку Бурую, в
дачном домике номер пятнадцать,- бодро рапортовал Тархов,
несмотря на неудобную позу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32