.. Шум и движение были те же; но какая-то праздничная радость прибавлялась к ним. С таким же радостным насилием врывается страсть в потемневшее, взволнованное сердце... И такое именно сердце принес в груди своей Нежданов.
Он прислонился к стволу березы - и начал ждать Он, собственно, не знал, что он чувствовал, да и не желал это знать: ему было и страшнее и легче, чем у Маркелова. Он хотел прежде всего ее видетъ, говорить с нею; тот узел, который внезапно связывает два живых существа, уже захватил его. Нежданов вспомнил веревку, которая летит на набережную с парохода, когда тот собирается причалить ... Вот уж она обвилась около столба - и пароход остановился ...
В пристани! Слава богу!
Он вдруг вздрогнул. Женское платье замелькало вдали по дорожке. Это она. Но идет ли она к нему, уходит ли от него - он не знал, пока не увидел, что пятна света и тени скользили по ее фигуре снизу вверх... значит, она приближается. Они бы спускались сверху вниз, если б она удалялась. Еще несколько мгновений - и она стояла возле него, перед ним, с приветным, оживленным лицом, с ласковым блеском в глазах, с слабо, но весело улыбавшимися губами. Он схватил ее протянутые руки - однако тотчас не мог вымолвить ни слова; и она ничего не сказала. Она очень скоро шла и немного задыхалась, но видно было, что она очень обрадовалась тому, что он обрадовался ей.
Она первая заговорила.
- Ну что, - начала она, - сказывай скорей, чем вы решили.
Нежданов удивился.
- Решили...да разве надо было теперь же решить?
- Ну, ты понимаешь меня. Рассказывай: о чем вы говорили? Кого ты видел? Познакомился ли ты с Соломиным? Рассказывай все... все! Постой, пойдем туда, подальше. Я знаю место...там не так видно.
Она повлекла его за собою. Он послушно шел за ней целиком по высокой, редкой, сухой траве.
Она привела его куда хотела. Там лежала, поваленная бурей, большая береза. Они уселись на ее стволе.
- Рассказывай! - повторила она, но тотчас же прибавила: - Ах! как я рада тебя видеть! Мне казалось, что эти два дня никогда не кончатся. Ты знаешь, я теперь убеждена в том, что Валентина Михайловна нас подслушала.
- Она написала об этом Маркелову, - промолвил Нежданов.
- Ему?!
Марианна помолчала и понемногу покраснела вся - не от стыда, а от другого, более сильного чувства:
- Злая, дурная женщина! - медленно прошептала она, - она не вправе была это сделать...Ну, все равно! Рассказывай, рассказывай!
Нежданов начал говорить...Марианна слушала его с каким- то окаменелым вниманием - и только тогда прерывала его, когда она замечала, что он не спешит, не останавливается на подробностях. Впрочем, не все подробности его поездки были одинаково интересны для нее: над Фомушкой и Фимушкой она посмеялась, но они ее не занимали. Их быт был слишком от нее далек.
- Ты мне точно о Навуходоносоре сведения сообщаешь, - заметила она.
А вот что говорил Маркелов, что думает даже Голушкин (хотя она тотчас поняла, что это за птица), а главное: какого мнения Соломин и что он сам за человек - вот что ей нужно было знать, вот о чем она сокрушалась. "Когда же? когда?" - Этот вопрос постоянно вертелся у ней в голове, просился на уста во все время, пока говорил Нежданов. А он как будто избегал всего, что могло дать положительный ответ на этот вопрос. Он сам стал замечать, что налегает именно на те подробности, которые менее интересовали Марианну... нет- нет - да и возвратится к ним.
Юмористические описания возбуждали в ней нетерпение; тон разочарованный или унылый ее огорчал... Надо было постоянно обращаться к "делу", к "вопросу". Тут никакое многословие ее не утомляло. Вспомнилось Нежданову время, когда он, еще не будучи студентом и живя летом на даче у одних хороших знакомых, вздумал рассказывать их детям сказки: и они также не ценили ни описаний, ни выражений личных, собственных ощущений... они также требовали дела, фактов! Марианна не была ребенком, но прямотою и простотою чувства она походила на ребенка. Нежданов искренно и горячо похвалил Маркелова и с особенным сочувствием отозвался о Соломине. Говоря о нем чуть не в восторженных выражениях, он спрашивал самого себя: что, собственно, заставляло его быть такого высокого мнения об этом человеке? Ничего особенно умного он не высказал; иные его слова даже как будто шли вразрез с убеждениями его, Нежданова...
"Уравновешенный характер, - думалось ему, - вот что; обстоятельный, свежий, как говорила Фимушка, крупный человек; спокойная, крепкая сила; знает, что ему нужно, и себе доверяет - и возбуждает доверие; тревоги нет... и равновесие! равновесие!.. Вот это главное; именно, чего у меня нет". Нежданов умолк, предавшись размышлению... Вдруг он почувствовал прикосновение руки на своем плече. Он поднял голову: Марианна глядела на него заботливым и нежным взором.
- Друг! Что с тобою? - спросила она.
Он снял ее руку с плеча и в первый раз поцеловал эту маленькую, но крепкую руку. Марианна слегка засмеялась, как бы удивившись: с чего могла ему прийти в голову такая любезность? Потом она в свою очередь задумалась.
- Маркелов показал тебе письмо Валентины Михайловны ? - спросила она наконец.
- Да.
- Ну... и что же он?
- Он? Он благороднейшее, самоотверженное существо! Он... - Нежданов хотел было сказать Марианне о портрете, да удержался и только повторил: благороднейшее существо!
- О да, да!
- Марианна опять задумалась - и вдруг, повернувшись к Нежданову на стволе березы, служившей им обоим сиденьем, с живостью промолвила:
- Ну, так чем же вы решили?
Нежданов пожал плечами.
- Да я тебе сказал уже, что пока - ничем; надо будет еще подождать.
- Подождать еще... Чего же?
- Последних инструкций.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90