С цветами в руках.)
Диктор радио, не скрывая панических ноток, жалобно взывала к русским слушателям. Реакционные силы готовились штурмовать здание Верховного Совета. Латвия на грани военного переворота. Все на защиту демократии и свободы! В Риге воздвигаются баррикады.
Я всколыхнулся. За час вполне мог бы добраться до города. Да. Вполне. Машинально взглянул на вешалку. Пальто, шапка, шарф -- все на месте. Готовность номер один? Год назад я бы не размышлял ни одной секунды. Год назад я был другим. "И тогда я заключил сам с собой сепаратный мир..."-- вспомнилась строчка из романа Хемингуэя. Я встал и спокойно отправился в бар. Потом многие (ощущение, все) будут рассказывать о своем героическом поступке и той суматошной ночи среди бетонных надолбов, срочно завезенных по приказу стратегов из лагеря защитников. Разговоры о том, что эта театральная декорация была бы разметана в считанные секунды гусеницами танков, приравнивались к предательству. Мешки с песком, подпирающие входные двери правительственных зданий, не убирались полгода. Они символизировали бесстрашие латышского народа, готовность погибнуть, поднимали патриотический дух, возвеличивали нацию. Наверно, кое-кто жалел, что обошлось без большой крови...
Пожалуй, я единственный, кто не был в ту ночь на баррикадах!
Возвращаясь из санатория в Ригу, я уже знал, что мне надо делать. Мысленно прикидывал свое выступление на ближайшем заседании ЦК. Состоялось оно довольно скоро.
В аудитории собралось, как обычно, человек тридцать. Я попросил слова.
-- Предполагаю, что моя оценка политической ситуации в Латвии и перспектив развития на ближайшие годы будет резко отличаться от вашей. Предполагаю, что многим, сидящим здесь, мои слова придутся не по вкусу. Но мы не в элитном английском клубе для джентльменов, и потому я бы просил спокойно выслушать меня до конца, -- так я начал свою речь, что сработало безотказно и установило нужную мне атмосферу напряженного внимания.
-- Партий и движений сегодня в Латвии предостаточно. Можно подумать, что существует широкий демократический спектр. Однако, если отвлечься от фракции коммунистов, которые действительно, несмотря ни на что, имеют собственный голос и проявляют завидную последовательность, то окажется, что между всеми остальными разница не так велика. И заключена она в том, что одна часть латышей вдохновенно возрождает элементы провинциального фашизма (для классического нет масштаба), а вторая -- делает все, чтоб не помешать этому процессу. Фашизм Латвия не построит. Не дадут. Но искалеченное близорукое общество Латвия породить способна. В принципе, уже породила. Более года тому назад я шел к социал-демократам. Сегодня я хорошо вижу, что попал не по адресу. Прошу простить, но партия, которую вы воспринимаете как социал-демократическую, на самом деле таковой не является. Потому и "Меньшевик", господа, вам чужд и неприятен, потому и не поддерживается никак руководством партии. Более того, будучи непримиримым к национализму и называя вещи своими именами, он стал опасен для вашей партии. Ведь кто-то может подумать, что вы разделяете мнение редакции. Все это мне хорошо известно. Как и то, что вы хотели бы видеть на страницах газеты. Здесь, в зале, сидят люди, которые прямо со мной об этом говорили. К сожалению, настал момент, когда я вынужден констатировать, что у нас не осталось точек соприкосновения ни по вопросу гражданства, ни по применению государственного языка, ни по созданию равноправного демократического общества. В этой ситуации я вынужден принять решение выйти из партии и прекратить издание "Меньшевика". Благодарю всех за внимание!
Я обвел взглядом непроницаемые сосредоточенные лица. Они не прятали глаз. Они смотрели на меня так, как могут смотреть честные, убежденные в своей правоте, люди. Я поклонился и пошел к выходу. Меня никто не останавливал.
Февральское небо над Латвией не имело определенного цвета. Преобладали темно-серые тона и нигде, на всем пространстве, не угадывался счастливый просвет.
Все. "Меньшевик" умер.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14