Роб вставил в одно из них палец и, когда я села взглянуть, вытянул крышку люка из-под раскладушки. Он прислонил крышку к стене, а сам опустился на колени у края открывшегося входа и заглянул вниз.Я уже было открыла рот рассказать ему о моем пребывании там прошлой ночью, но что-то остановило меня. Свет, отраженный от еще оставшейся под павильоном воды, упал на лицо Роба, осветив прищуренные глаза, что-то рассматривающие внизу. Не отрывая взгляда, Роб поманил меня к себе, указывая вниз:– Бриони! Взгляни.В его голосе слышалось удивление и какое-то тихое восхищение.Я проглотила то, что собиралась сказать, и, перекатившись по раскладушке, легла ничком, глядя вниз, в свою темницу.Ночное наводнение смело внизу мусор и схлынуло, оставив его вдоль стен. Водоворот разбросал листья и сучья по сторонам, расчистив середину. Там по-прежнему стояла вода, как чистое стекло, в несколько дюймов глубиной, а сверху от скошенного зеркала падал яркий свет.Он освещал картину, или, точнее, фрагмент большой картины – голову оскаленного леопарда с поднятой лапой, с выпущенными наготове когтями. Огромные глаза из какого-то переливающегося перламутром камня сверкали белым, а желтая шкура с черными пятнами, промытая течением, сияла как новая. Наверное, так она сияла, когда ее только что выложили на полу древнеримского дворца.Некоторое время мы молчали. От сквозняка поверхность воды чуть колыхалась, и поднятая лапа леопарда шевелилась. Глаза горели, а желтая шерсть топорщилась. Молодой леопард, пробуждающийся как живой. Еще до начала темного средневековья какой-то римлянин построил в этом тихом уголке над рекой дом и привез из Италии мастера, чтобы выложить эту чудесную картину.– Это мозаика, да? – спросил Роб. – Выглядит как часть пола, как фрагмент чего-то большого. Наверное, старая, раз лежит под лабиринтом.– Не знаю, но я бы сказала, что это древнеримская работа.– Римская? Такая древняя?– Думаю, да. Когда-то давным-давно здесь жили римляне, а неподалеку была гончарная мастерская.– Да, я знаю. В Тайлер-Хетче, где теперь затопленные ямы. Думаешь, тут есть еще что-то?– Не удивлюсь, если да. Возможно, когда Уильям Эшли расчистил землю под павильон, то нашел это, и...– «Это кошка, кошка на полу», – чуть слышно процитировал Роб. Я резко села, чувствуя, как расширяются мои глаза, ослепленные нестерпимым отраженным светом, когда последняя часть тайны встала на свое место.– Конечно! Конечно! – Я взглянула на стену над изголовьем кровати, где на штукатурке стояла на задних лапах кошка. – Это же она, правда? На старом гербе был леопард, но со временем все забыли почему.– Потом бедный влюбленный Уильям позаимствовал у Джулии кошку и ее девиз, а потом, когда нашел это, устроил вокруг лабиринт, как геральдический щит. Но как же мой отец разузнал об этом?– Ты говорила, что он изучал книги. А ведь все это было в книгах, так? Я думаю, – утешил меня Роб, – если бы ты подольше посидела над ними, то и ты бы это выяснила. «Что за дворец здесь был?» Помнишь?– Конечно, – снова сказала я с глубоким вздохом. Роб был прав: все было тщательно зашифровано в стихах – для тех, кто знал. Пятнистая горная кошка, солнечный леопард, даже стекло, отражающее какой-то другой потоп: Журчит вода, и, гроздьями увитый,Взлетает в небо Дионис, а с ним... Я снова легла, глядя на отмытую мозаику.– Ни Бахуса, ни менее важных богов, они скрыты, открылась только кошка. Ничего удивительного, что археологи так и не нашли поселение. На что спорим, Роб, что, расчистив лабиринт, мы найдем и всю виллу?– Можно сказать, прошлой ночью я уже положил начало. Правда, я особенно не думал об этом, а стремился лишь пробраться к тебе. Но очень сомневаюсь, что лабиринт можно восстановить, даже если бы ты того пожелала. Наверное, ты не можешь оценить эту вещь? – тихо добавил он.– Не могу.Я знала, о чем он думает: что эта находка может спасти от бульдозера ту часть Эшли, которую я так любила, и наверняка кто-нибудь сочтет стоящим делом расчистить сады и показать эту великолепную находку людям. Ведь есть всякие общества и фонды, есть щедрые любители старины, кто мог бы объединиться с Археологическим обществом, чтобы восстановить поселение и сохранить то, что будет здесь найдено. Что бы ни сулило нам будущее, строители не коснутся этой части Эшли.Я снова склонилась над люком. Леопард выпустил когти, его глаза сверкали. Определенно прошлой ночью я была слишком близко к нему в его тайном логове. Легко представить, что царапины у меня на теле не просто от обломков, но и от этих жутких когтей. «Тронь меня, кто посмеет». Да, кошка была здесь до прихода Эшли и пережила их.Роб встал и взял меня на руки вместе с одеялом.– Боюсь, пора выбираться отсюда. И тебе пора одеться. Ты замерзла. Вот твоя одежда, уже высохла.Я повиновалась, а он взял крышку люка и стал осторожно устанавливать на место.– Ну и что будем с этим делать? Молчать как Уильям?Я рассмеялась, подпоясывая халат. Да, ни ему, ни роскошной ночной рубашке из Фуншала уже никогда не бывать прежними.– Старый скряга! Он ведь ни единой душе не рассказал, даже Нику! Припрятал все для себя и написал эти стишки. Неудивительно, что его хватил сердечный приступ, когда Ник стал использовать павильон как любовное гнездышко.– И тогда Ник получил проклятие за зеркало. Ну ладно... – Крышка плотно закрылась. Роб выпрямился. – Ну вот. А теперь начинается день. И день наверняка будет хороший – по крайней мере, мы встретим его вместе, и с тайнами почти кончено.– Почти?– Я хочу сказать, мы выяснили почти все, что твой отец хотел сказать тебе. Все, кроме последнего кусочка.– Его разгадку я тоже знаю, – сказала я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87